Фрэнк Синатра простудился и другие истории - Гэй Тализ
– Какого черта? В чем дело?
Один из налетчиков обернулся и предупредил:
– Не лезь! Назад!
– Пошли к чертовой матери! – огрызнулся шестидесятилетний старик, размахивая руками и продолжая бег. – Это мой клиент!
Под ноги ему ударила пуля из автоматического пистолета. Тут адвокат все-таки остановился, попятился и нырнул в подъезд. Похитители запихнули Бонанно на заднее сиденье бежевого седана, оставленного с невыключенным мотором на углу 36-й улицы. Бонанно, как ему было велено, лег на пол, и машина понеслась к Лексингтон-авеню. Вместе с Мэлони на тротуар вышел привратник – слишком поздно, чтобы что-нибудь увидеть. Позднее он утверждал, что и выстрела не слышал.
* * *
Билл Бонанно, высокий, грузный, темноволосый человек тридцати одного года, чей «ежик» и расстегнутая на груди рубаха напоминали о студенческом прошлом в 1950‑е, а недавно отпущенные усы помогали маскировке, сидел в полупустой квартире в Куинсе и напряженно вслушивался в звонки телефона. Но трубку не брал.
Телефон прозвонил три раза, отключился, зазвонил опять и прервался, снова начал и снова перестал. Это был условный знак Лабруццо. Фрэнк Лабруццо стоял в телефонной кабине за несколько кварталов от квартиры и сигнализировал о том, что возвращается. По прибытии к дому он точно так же прозвонился по коммутатору, и молодой Бонанно нажал кнопку, открывая дверь подъезда. Затем подождал с револьвером в руке, глянул в глазок, дабы удостовериться, что из лифта выходит именно Лабруццо. Квартира, где временно проживали они оба, находилась на верхнем этаже кирпичного здания в зажиточном квартале, напротив лифта, так что в глазок было хорошо видно каждого, кто выходил из кабины.
Так осторожничали не только Билл Бонанно и Фрэнк Лабруццо, но и десятки других членов организации Джозефа Бонанно, которые в последние несколько недель носу не казали из таких же домов в Куинсе, Бруклине, Бронксе. Для них всех настало напряженное время. Они знали, что в любой момент могут ожидать стычки с вражеской бандой, которая попытается их убить, либо с агентами ФБР, которые только и ждут, чтоб их арестовать и допросить насчет слухов о жестокой вендетте, носившихся по уголовному миру. Правительство пришло к выводу – в основном на основании сведений, добытых либо из прослушивания телефонов, либо из электронных «жучков», – что даже высшие главари мафии вовлечены в эту внутреннюю распрю, развернувшуюся вокруг Джозефа Бонанно, могущественного дона, действовавшего в Нью-Йорке на протяжении тридцати трех лет. Другие мафиози подозревали Бонанно в чрезмерных амбициях, в стремлении расширить за их счет, а может, и через их трупы, влияние, которое он успел приобрести в различных частях Нью-Йорка, Канады и юго-запада США. С тревогой и скепсисом восприняли они и недавнее повышение его сына Билла до третьего лица в организации Бонанно – такое не понравилось ни некоторым боссам других банд, ни кое-кому из собственной банды Бонанно, насчитывающей около трехсот человек и базирующейся в Бруклине.
Молодого Бонанно в уголовном мире считали отщепенцем, привилегированным выпускником престижных школ и университетов, а его манеры и методы, хотя и не лишенные отваги, отдавали лихостью студенческого активиста. Казалось, он не приемлет систему, не уважает традиции старого, рафинированного мира мафии. Он всегда говорил, что думает, не понижая голоса даже при обращении к гангстерам более высокого ранга и не теряя юношеской самоуверенности, даже когда общался на старомодном сицилийском диалекте, который выучил, беседуя с дедом в бруклинском детстве. Рост под метр девяносто, вес девяносто килограмм, прямая осанка, быстрый ум – все это добавляло ему внушительности и самомнения, подкрепляя его убежденность в том, что он равен или даже превосходит всех входящих в круг его общения, кроме, пожалуй, одного – отца. В компании последнего Билл Бонанно терял часть самоуверенности и браваду, становился тише и нерешительней, как будто каждое его слово и мысль отец подвергал проверке на прочность. Казалось, он держал с отцом дистанцию, общаясь формально, будто с незнакомцем. При этом он был крайне внимателен к нуждам отца и старался изо всех сил ему угождать. Очевидно, Билл робел перед отцом, возможно, до сих пор боялся его – и в то же время боготворил.
В последние недели он всегда был неподалеку от Джозефа Бонанно, но вчера вечером, зная, что отец хочет поужинать наедине с адвокатами и закончить день у Мэлони, Билл Бонанно провел спокойный вечер в квартире вместе с Лабруццо, перед телевизором, почитывая газеты и ожидая вестей. Сам не зная почему, он был немного взвинчен. Быть может, одной из причин был сюжет, который он прочел в «Daily News»: та писала, что жизнь вне закона стала крайне опасна, и сообщала, что старший Боннанно не так давно планировал убийство двух соперников – Карло Камбино и Томаса «Трехпалого Брауна» Лукезе, однако план, судя по всему, провалился из-за того, что киллеры, подкупленные намеченными жертвами, предали Бонанно. Даже если за сюжетом не стояло ничего, кроме сплетен, которые ФБР подслушало в кругах мелких мафиози, само предание их огласке настораживало младшего Бонанно. Он понимал, что такие слухи усилят взаимные подозрения между бандами рэкетиров (курировавшими азартные игры, букмекерство, кредитование по грабительским ставкам, проституцию, контрабанду и крышевание), к тому же огласка может спровоцировать вой политиков, ужесточение полицейских преследований и обернуться многочисленными повестками в суд.
Повестки нынче в уголовном мире стали опасаться больше, чем прежде, из-за нового федерального закона, требовавшего, чтобы подозреваемый, вызванный на допрос, либо дал свидетельские показания, либо схлопотал срок за неуважение к суду. Поэтому мафиози стремились во что бы то ни стало избегать повесток и не попадать в газеты. Стало сложнее даже посылать людей на дело: им приходилось быть чрезвычайно осторожными, что мешало выполнять работу, а иногда – дать отчет руководству, позвонив из телефона-автомата. В тайных обществах, где конспирация крайне важна, осложнения со связью стали испытанием и без того натянутых нервов мафиозного начальства.
Организация Бонанно была прогрессивнее остальных, отчасти благодаря новым методам, которые ввел
