Фрэнк Синатра простудился и другие истории - Гэй Тализ
Леди Гага, стоя рядом с Беннеттом, начала читать статью вслух.
– «Девицы балдеют, когда Тони поет свой хит». – Она придвинулась поближе. – Ты видишь, я же говорила. Вот так ты действуешь на женщин. Глянь, что ты с ними сделал… Ах, Тони, я бы тоже бегала за тобой! Ах, Тони, тебе не хочется умереть от таких слов?
– Да, ты права, – гулким голосом откликнулась Сьюзен Беннетт через микрофон аппаратной. – Девиц к нему близко подпускать нельзя.
– Гагу нельзя подпускать! – поправила ее Леди Гага, а потом повернулась к кому-то из обслуги и попросила принести ей выпить. Парень побежал в студию и принес стакан виски. Беннетт смотрел, как она сделала большой глоток.
– Ну вот, слегка успокоила нервы, – объявила она и снова повернулась к Тони. – И так вот с женщинами тоже бывает рядом с тобой?
– Как – так? – спросил он.
– Ну, они готовы пасть без чувств, лишь бы подольше побыть рядом.
Он усмехнулся.
– Да-да, именно так, – подтвердила она. – Все мы рядом с ним на нервах. – Она еще раз отхлебнула, держа в одной руке стакан, в другой – микрофон.
Из аппаратной послышался голос Дэя:
– Все готово? – (Имелось в виду: можно ли наконец начинать.)
– Я готова, – сказала Леди Гага. – Тони!
– Да?
– Я по тебе скучала, милый.
Внезапно мощные звуки труб наполнили студию, и тут же к ним присоединились два голоса:
БЕННЕТТ: She gets too hungry for dinner at eight,
Loves the theater but she never comes late.
ГАГА: Eye-ha never bother with people I hay-yate.
За две с лишним минуты они без запинок допели песню до конца, и Дэй Беннетт в аппаратной сказал:
– Окей, звучит превосходно. Надо только сделать кое-какие вставки в конце – и дело в шляпе.
– Хорошо, – отозвался Беннетт.
– Круто, – подхватила Гага.
Но потом Беннетт продолжил:
– Все-таки думаю, надо повторить еще несколько раз и потом выбрать лучший вариант. – Он повернулся к Леди Гаге. – Ты не против?
– Классно проведем время, – согласилась она.
Она оглянулась на гостей, стоявших в холле и в аппаратной, углядела щегольски одетого Леонарда Риджо и Джо Сегрето в костюме из легкого крепа, белой рубашке, синем вязаном галстуке и белых туфлях и заметила Беннетту:
– Знаешь, мои друзья – надо будет тебя с ними познакомить – тоже вечно ходят в костюмах-тройках и шикарных шляпах. Как будто вышли прямо из пятидесятых.
– Да, – кивнул Беннетт.
Они договорились сделать еще один дубль.
– Я добавлю ей характера чуток.
Они снова запели, и когда песня закончились, Леди Гага заметила:
– У нас как будто уже третье свидание!
За полчаса они сделали еще шесть дублей, порой включая скэт-вокализы. Сыновья Беннетта в аппаратной сочли все дубли пригодными, но ни Беннетту, ни Леди Гаге не хотелось заканчивать дуэт.
– Прикольно! – воскликнула она после очередного дубля. – Можно продолжать весь день, да?
– Да, мне понравилось, – ответил он.
– Давай еще разок!
– Сколько угодно. Будем петь до полного удовлетворения.
– Оторвемся на всю катушку. Мне так весело!
– Отлично.
– А звукоинженер доволен?
– Пока да, – ответил в микрофон Дэй Беннетт.
– Все счастливы! – объявила Леди Гага. – Счастливые лица! Я никогда еще не писала без наушников. Так освобождает! – И она отпила еще виски.
В новом дубле они решили немного улучшить слова.
Она спела: «Я болею за “Янкиз”». Он подхватил: «Да, Джетер сойдет».
– Нет, – перебила его Леди Гага. – Я, пожалуй, выберу другого. Мой любимчик – Посада. Или он уже не играет?[59]
Кто-то крикнул, что он ушел из бейсбола.
– Жалко, – сказала Леди Гага и ввернула новую строчку: «Скучаю по Посаде!»
Когда они решили, что хватит резвиться, и дуэт наконец был записан, их попросили дать короткое интервью для документального фильма, который продюсировал Дэнни.
– Ну что, нормально получилось? – спросила Леди Гага, сходя с помоста.
– Да что ты! Лучше не бывает.
– Не терпится посмотреть. Я буду рыдать, когда фильм выйдет.
Беннетт и Леди Гага уселись рядышком перед камерой, и Сильвия Вайнер из съемочной группы спросила певицу, какие чувства она испытывала, работая с Тони Беннеттом. Она ответила, что когда узнала о будущем дуэте, то прежде всего подумала, что ей надо сменить гардероб.
– В чем я пойду к мистеру Беннету? Что мне надеть? Надо выглядеть классно? Или элегантно? Или сексуально? Я же не знаю, что он любит. Перемерила все наряды, а потом, – тут она повернулась к нему, – встретилась с твоей обалденной женой. Это было потрясно!
– Так, – продолжала Вайнер, – теперь скажите, почему эта песня так хорошо подходит для вашего дуэта.
Леди Гага немного подумала и ответила:
– Ну, потому что я бродяга. И он, – она указала на Беннетта, – это знает. – И засмеялась.
Но он покачал головой и сказал решительно:
– Я знаю, что ты леди. Которая играет бродягу.
О’Тул на родной земле
Все дети в классе достали карандаши и рисовали лошадок, как им велела монахиня, – все, кроме одного мальчика, который, закончив, сидел за партой без дела.
– Хорошо, – сказала монахиня, посмотрев на его рисунок, – а теперь пририсуй что-нибудь – например, седло.
Через несколько минут она подошла к нему снова. Вдруг ее лицо налилось краской. У коня теперь был пенис, и он мочился на траву.
Монахиня принялась лупить мальчика – неистово, обеими руками. Подбежали другие монахини, и они тоже начали его колошматить, свалили на пол, не слушая его ошеломленных рыданий: «Но я… но я… что видел, то и нарисовал… я просто нарисовал, что видел!»
– Эти белые руки! – сказал Питер О’Тул, теперь уже тридцатилетний, все еще чувствуя боль после стольких лет. – Эти старческие белые руки… охаживают меня…
Он откинул голову, допил свой скотч и попросил стюардессу принести еще. Питер О’Тул сидел в самолете, который часом раньше вылетел из Лондона, где он долго жил на чужбине, в Ирландию, на его родину. Самолет был полон бизнесменов и розовощеких ирландок, плюс несколько католических священников, один из которых, беря сигарету, использовал длинные проволочные щипчики – видимо, чтобы не притрагиваться к табаку теми же пальцами, что будут прикасаться к Святым Дарам.
Питер, не замечая священника, встретил стюардессу, несущую выпивку, улыбкой. Это была цветущая, пышущая здоровьем маленькая блондинка в облегающей зеленой
