Фрэнк Синатра простудился и другие истории - Гэй Тализ
Она зарабатывала восемьдесят долларов в неделю, выступая в трех шоу за вечер в течение шести дней; довольствовалась положением в кордебалете, за спинами главных талантов, таких как Софи Такер. Костюм у Дайан был довольно скромный, лишь чуть обнажавший тело в области талии, но переодеваясь за кулисами, она невольно сравнивала свою наготу с наготой других женщин, и сравнение было в ее пользу. Поэтому она ничуть не удивилась, когда подруга-танцовщица предложила ей подработать натурщицей и дала адрес профессора искусств из Беркли, который платил по двадцать долларов за краткую фотосессию в обнаженном виде.
С изрядной робостью она переступила порог его дома, но профессор держался официально и отстраненно, что ее успокоило. Она разделась, повернулась к нему лицом и услышала щелчок фотоаппарата. Потом другой, третий, и без всяких указаний начала принимать танцевальные позы, вытягивать руки, изгибаться, поворачиваться на цыпочках под звучащую в голове музыку и, казалось, совершенно забыла о присутствии профессора. Она сосредоточилась на своем теле – этом вдохновенном инструменте, которым владела искусно, не зная в этом искусстве преград. Полностью обнаженная, она не чувствовала себя голой; она отдавалась таинству танца, раскованно, безоглядно, изливая в движениях лица и тела обуревающие ее чувства и нисколько не заботясь о том, какое впечатление ее танец производит на профессора, стоящего за камерой. Она с трудом различала расплывчатую серую фигуру в отдалении – Дайан была сильно близорука и без очков.
Вернувшись в Лос-Анджелес по окончании ангажемента в ночном клубе, Дайан обзвонила нескольких фотографов из мира моды, чьи имена были упомянуты в справочнике ограниченного доступа и попросила о встрече. Среди них были Дэвид Бальфур и Кит Бернард, Питер Гоуленд и Дэвид Миллз, Уильям Грэм и Эд Ланге. Почти все были увлечены ею и поражены тем, что девушку столь высоконравственного вида нисколько не смущает обнаженная натура. Дайан по меньшей мере лет на десять опередила время; в 1953‑м ей исполнился двадцать один, а ее фотографиями ню уже пестрели фотожурналы не только всей страны, но и всего мира.
Однако платили за эти съемки скупо, поэтому Дайан постоянно нуждалась в работе, а выбить танцевальные ангажементы получалось не всегда. Одно время она работала лифтершей в универмаге «May Company», на Уилшир и Фэрфакс, и даже смогла отложить немного денег в помощь матери: той едва удавалось оплачивать учебу младшего сына в церковно-приходской школе. Затем девушка устроилась секретаршей на студию KHJ-TV, где кто-то из сотрудников сообщил ей, что президент, увидев ее фото в нудистском журнале, поинтересовался ее моральным обликом; впрочем, лично к ней с претензиями никто не обращался. Наконец ей подвернулась уже вполне престижная работа оператора ЭВМ в ночную смену в «Bank Of America», в самом центре Лос-Анджелеса. Там несколько молодых женщин работали на машинах, за их работой следил куратор, высокий молчаливый мужчина.
С первого раза ей понравилось, как он двигается. У него была мягкая, чувственная походка, словно у крупного кота; она отметила скульптурные икры, узкие бедра, сильные ягодицы. Глядя, как он вышагивает между рядами серых блестящих аппаратов, она тревожилась не столько о том, что он обернется и поймает ее взгляд, сколько о том, что его лицо, не виденное прежде, ее разочарует. Так, продолжая разглядывать его со спины сквозь стеклышки очков, Дайан оценивала этого незнакомца с чисто физической стороны.
Он обернулся. Она испытала облегчение. Хорош, почти слишком хорош. Глубоко посаженные глаза орехового цвета, волевые линии рта и подбородка, нос, пожалуй, слегка вздернутый. Он двинулся назад в ее сторону, глядя на зажатую в руке кипу карточек. Дайан прикинула, что росту в нем не менее метра восьмидесяти и что он всего лишь года на три-четыре ее старше. Она встала при его приближении, но он прошествовал мимо, даже не заметив.
Джозеф Веббер не имел привычки одаривать женщин откровенными взглядами. Пялился, было дело, еще мальчишкой, в Митчелле, штат Южная Дакота, и последствия этого были столь же мрачны и взбаламучены, как пылевые бури, налетавшие в середине лета на тот фермерский район и наметавшие такие высокие холмы грязи, что скот мог перелезать через заборы.
Буря, выросшая из детской дерзости Джозефа Веббера, случилась, когда в первом классе он и его маленькая подружка, с которой он обменивался взглядами весь день, решили после уроков удовлетворить взаимное любопытство касательно своих тел в местечке, где, как они думали, их никто не заметит. Но их заметила разгневанная училка и тут же доложила об этом матери Джозефа, которая так зверски его избила и так красноречиво выразила свое отвращение, что он этого не забудет никогда. Спустя несколько месяцев после того инцидента Джозеф с облегчением узнал, что отец решил покинуть тот нищий и печальный край, упаковал свои немудреные пожитки в «Форд» модели А и перебрался Южную Калифорнию.
Семья сняла небольшой домик в районе Лос-Анджелеса, который теперь называют Уоттс, и отец Джозефа нашел работу, вмещавшую в себя обязанности управляющего и уборщика в некоем музыкально-художественном заведении. Мать, женщина глубоко религиозная, втянулась в южно-калифорнийское духовное целительство, и временами по уик-эндам Джозеф сопровождал ее в церковь «Христианской науки» на службы, где также присутствовали писатель Гай Эмпи и его дочь.
В школе Джозеф успевал хорошо, и все его любили, но свою стеснительность так и не смог преодолеть. Без машины в этом городе человек оказывался все равно что без ног, так что друзей завести было трудно. Он подумывал о профессии лесника, поскольку летом помогал в лесном хозяйстве и получил удовольствие от общения с природой. Но, окончив школу в 1946 году, решил пойти в десантники, чтобы укрепить имидж человека решительного.
На пути в поезде через всю страну с другими юными рекрутами, направлявшимися в военный лагерь в Абердине, штат Мэриленд, Джозеф Веббер вдруг услышал крик о том, что они проезжают мимо лагеря нудистов. Все кинулись смотреть, в том числе и Джозеф, но
