Изобрести современность. Эссе об актуальном искусстве - Линда Нохлин
Сомнительно, чтобы эти предметы, которые на самом деле не могли производиться массово, подтолкнули кого-либо к учебе или полезным для здоровья упражнениям. Но они довольно продуманно спроектированы, а фигуры, декорирующие вышеупомянутый сервиз, хотя и одеты в современную спортивную одежду, напоминают греческую вазопись. Абстрактные рисунки для тканей тоже недолго считались пригодными для использования. Более молодые и воинственно настроенные дизайнеры объединились и потребовали, чтобы текстиль, как и прочие товары, давал уроки революции массам. Последовал серьезный спор, тщательно пересказанный Шарлоттой Даглас в ее информативной статье на эту тему в каталоге выставки, и пропагандистское крыло на какое-то время одержало победу, а его представители создали такие воодушевляющие и актуальные орнаменты, как «Самолеты» Сергея Бурылина, его же «Заводы» и «Тракторист за работой» (сдержанные узоры в довольно приглушенных тонах); «Ткачихи за станками» Дины Лехтман-Заславской — принт о производстве текстиля (авторефлексивная тема); «Детская демонстрация» Зинаиды Белевич, несомненно предназначенная для детской линии одежды; а также «Кузница» и «Тракторы» Сарры Бунцис и ее же принт «Ткачество старое и новое». На самом деле ни абстракционисты, ни дидактики не одержали победы. Крестьянам, похоже, больше нравились принты с реалистичными цветами, чем Хороший Дизайн или декоративное воодушевление. Тем не менее все эскизы на выставке кажутся мне в высшей степени пригодными для носки, и все они довольно современны по ощущению.
78 Тарелка из сервиза «Индустриализация». По эскизу Михаила Адамовича. 1926
Таким образом, ясно, что русские отнюдь не положили конец чувственным фантазиям. Пусть в экспозиции «Великой утопии» нет ни одной сексуальной обнаженной, зато есть богатые источники фантазии о новом мире и новых человеческих существах обоих полов, которые могли бы в нем возникнуть. Русская выставка богата смелыми творческими находками, воплощенными в архитектурных рисунках, плакатах, книжном дизайне, фотографиях, геометрических объектах и театральных декорациях, чайниках и текстиле, а также в более традиционных картинах, написанных на холсте. Сегодня мы забываем о таких утопических фантазиях, рискуя потерять способность видеть воображаемый маяк надежды за мрачным горизонтом нашей повседневной реальности.
С другой стороны, творчество Матисса несет незаслуженное бремя его слишком часто цитируемого утверждения о том, что искусство похоже на хорошее кресло, в которое уставший деловой человек может погрузиться в конце долгого рабочего дня: короче, представления о том, что его искусство нетребовательно и комфортно. Всё же трудно представить обычного уставшего делового человека, ценителя условного Уильяма-Адольфа Бугро или чего-то подобного, который находит утешение в «Музыке», «Танце» или тревожном «Разговоре». Чтобы оценить работы Матисса, потребовался такой довольно смелый, рискованный и, да, утопически мыслящий деловой человек, как Сергей Щукин, или, позже, сварливый и эксцентричный доктор Альберт Барнс из Мериона, пригорода Филадельфии. Лишь позднее Матисс, увы, последовал своему собственному совету, и искусство, появившееся в итоге, было однообразным, скучным и шаблонным, лишенным той энергичной экспериментальности и даже той привлекательной неловкости, неуверенности и рискованности, которые характеризовали более ранний период. Не то чтобы у «Великой утопии» был грандиозный финал: напротив, выставка заканчивается третьесортным сюрреализмом, неуклюжей пропагандой и модерном образца сувенирного магазина. Тем не менее в своих лучших проявлениях и «Матисс», и его Другой продемонстрировали широкой аудитории возможности, достижения и неудачи двух совершенно разных взглядов на современность в XX веке.
Глава 21. Нагие и грозные: обзор современной обнаженной натуры{63}
Tate: The Art Magazine, выпуск 21, май 2000
Персональные идиосинкразии
Не могу сказать, что мне нравится классическая нагота. Есть что-то отталкивающее в мягкой надменности «Давида» Микеланджело или во внутренней уравновешенности Аполлона Бельведерского. Что именно (и я не говорю о бессознательных гомоэротических факторах, которые, очевидно, сыграли свою роль) Иоганн Винкельман нашел в «Лаокооне»? Конечно, трудно воссоздать остроту ранних реакций на классическую наготу, на заново открытые в эпоху Возрождения разбитые мраморы и позеленевшие бронзы, о чем так хорошо написал в своей недавней книге на эту тему Леонард Баркан[442]. Что до меня, то мне нравится странная, необычная и вызывающая нагота. Я предпочитаю виды сзади, а не спереди, точно так же как предпочитаю минор мажору. На мой взгляд, самая прекрасная и пронзительная обнаженная фигура в истории (во всяком случае, в этом месяце) — это чертовски привлекательная обнаженная из Бонского алтаря Рогира ван дер Вейдена, которую за волосы тащат в ад. В ней есть безмолвный фатализм, чувственное смирение с неведомой судьбой, с которым не сравнится ни одна классическая агония — ни одна разглагольствующая Ниоба не может состязаться с этим телесным красноречием.
Вид сзади
Тейт повезло обладать лучшими спинами (и, пожалуй, просто лучшей скульптурой) XX века: серией из четырех женских спин Анри Матисса — монументальными бронзовыми рельефами, созданными с 1909 по 1930 год (рис. 79). Любопытно наблюдать, какими вульгарными и анекдотичными выглядят другие обнаженные скульптуры по сравнению даже с первой и самой натуралистической частью этой серии: мне вспоминается вид сзади на «Поцелуй» Огюста Родена (1901–1904), этот сентиментальный, возбуждающе-китчевый шедевр с его восковыми поверхностями и горячечными объятиями. Всё это не для Матисса! Он оставляет секс в спальне, где ему и место. Его «Спина I» (ок. 1909–1910) — это предельно структурированная чувственность, архитектура желанной анатомии, преображенной тонкими акцентами в точках потенциального движения и фактической смены направления. Когда мы добираемся до «Спины IV» (1930), все отсылки к классическому контрапосту или женской чувственности оказываются устранены в пользу почти полной симметрии: две колоннообразные конечности, одна из которых утолщается в легком энтазисе, и смелая коса, похожая на внешний позвоночник, как топором разрубающая торс на две половины.
79 Анри Матисс. Четыре спины. 1909–1930 («Спина I» — 1909, «Спина II» — 1913, «Спина III» — 1916–1917, «Спина IV» — 1930). Бронза
Почему обнаженная спина так привлекательна? Прежде всего потому, что на ней отсутствуют все эти досадные напоминания о различиях и смертности, эти выпуклости на поверхности вечности: груди, живот, пенис и яички. Спина предполагает, а не утверждает. А гладкая или по крайней мере относительно равномерная поверхность спины лучше соответствует поверхности самого холста или, в случае работ Матисса, плоскости рельефа. Спина всегда в какой-то степени уже эстетизирована. Даже в гипернатуралистическом, шокирующем репертуаре обнаженной натуры современной художницы Дженни Савиль спина занимает особое место. В «Следе» (1993–1994, рис. 80) увеличенная женская спина, без головы и без ног, полностью заполняет собой грандиозных размеров холст, ее плоть, усеянная