100 арт-манифестов: от футуристов до стакистов - Алекс Данчев
Полую скульптуру.
Открытую скульптуру.
Подвижную скульптуру.
Моторизованные объекты.
Затем должно произойти сотворение абсолютно нового искусства: Космического Искусства Испарения Скульптуры.
Театр синос-чувств, условные обозначения. Полное покорение искусством четырехмерного пространства /до сих пор «Вакуумного Искусства»/ Твердая материя упраздняется и заменяется газообразными материалами. Вместо того чтобы смотреть на предметы искусства, человек становится центром и субъектом творчества; творчество состоит из чувственных эффектов, происходящих в замкнутом космическом пространстве.
Вот краткое изложение принципа дименсионизма. Дедуктивное к прошлому. Индуктивное к будущему. Живительное к настоящему.
М59. Андре Бретон, Диего Ривера и Лев Троцкий.
Манифест: К свободному революционному искусству (1938)
Написан 25 июля 1938 г. Бретоном и Троцким; впервые опубликован на английском языке в Partisan Review №4 (осень 1938 г.) и сразу же после этого в London Bulletin (декабрь 1938 — январь 1939 г.).
В 1938 г. Андре Бретон отправился в Мексику с лекционным туром. Лев Троцкий (1879–1940), второй после Ленина архитектор русской революции, получил там убежище в 1936 г., после того как в 1929 г. его исключили из Коммунистической партии и выслали из Советского Союза по приказу Сталина. Он жил в вилле-крепости на окраине Мехико, писал мемуары, предавал анафеме, разводил своих любимых кроликов и опасался за свою жизнь. В мае 1940 г. художник-монументалист и манифестор Давид Альфаро Сикейрос (M48) участвовал в покушении на его убийство. Три месяца спустя агент НКВД (советской тайной полиции) проник в дом и вонзил Троцкому в череп ледоруб.
Бретона и Троцкого представил друг другу Диего Ривера. Троцкий жил в доме у Риверы, и у него был роман с его женой, Фридой Кало. Этот манифест появился в результате их совместного осознания репрессивной природы как фашизма, так и сталинизма. Какими бы ни были его человеческие недостатки, Троцкий был выдающимся интеллектуалом. Его творчество бывало разрушительным. Например, в книге «Литература и революция» (1925) он приводит множество блестящих размышлений о футуризме: «Первоначальный русский футуризм был… восстанием богемы, т.е. левого полупауперизованного крыла интеллигенции, против замкнутой кастовой буржуазно-интеллигентской эстетики. Через оболочку поэтического мятежа сказывалось давление более глубоких социальных сил, самим футуризмом совершенно не осмысливавшихся. Борьба против старого поэтического словаря и синтаксиса, при всех своих богемских экстравагантностях, была прогрессивным восстанием против замкнутого словаря, искусственно отобранного, чтобы ничто лишнее не беспокоило, против смакующего жизнь через соломинку импрессионизма, против изолгавшегося в небесной пустоте символизма… и всех прочих выжатых лимонов и обсосанных куриных лапок интеллигентски-либерально-мистического мирка». Что ж, тем лучше для интеллигентски-либерально-мистического мирка.
Троцкий, по-видимому, счел целесообразным в сложившихся обстоятельствах заменить в манифесте имя Риверы своим собственным. Призыв к созданию Международной федерации независимого революционного искусства (IFIRA) ни к чему не привел. Пыл момента по-прежнему отдается эхом — но только не для выдающегося аргентинского писателя Борхеса, написавшего рецензию на манифест, как только он вышел. «Я верю, — писал он, — и верю только в то, что марксизм (как лютеранство, как луна, как лошадь, как строка из Шекспира) может послужить для искусства стимулом, но абсурдно утверждать, что этот стимул единственный. Абсурдно, чтобы искусство стало сферой политики. Однако именно это утверждается в этом невероятном манифесте… Что за жалкое независимое искусство они воображают, подчиненное педантизму комитетов и пяти заглавных букв!»
О Бретоне см. примечание к «Манифесту сюрреализма» (М50).
* * *
Можно без преувеличения утверждать, что никогда еще цивилизация не подвергалась такой серьезной угрозе, как сегодня. Вандалы своими варварскими и довольно слабомощными орудиями уничтожили культуру Античности в одном из уголков Европы. Сегодня же мы видим, как мировая цивилизация, единая в своей исторической судьбе, шатается под ударами реакционных сил, вооруженных целым арсеналом современных технологий. Мы ни в коем случае не имеем в виду лишь приближающуюся мировую войну. Даже в «мирное» время положение искусства и науки стало абсолютно невыносимым.
В той мере, в какой оно исходит от индивида, в той мере, в какой оно задействует субъективные таланты для создания чего бы то ни было, что привело бы к объективному обогащению культуры, любое философское, социологическое, научное или художественное открытие кажется плодом драгоценной случайности, то есть более или менее спонтанным проявлением необходимости. Такими творениями нельзя пренебрегать ни с точки зрения общего знания (которое интерпретирует существующий мир), ни с точки зрения революционного знания (которое для того, чтобы изменить мир к лучшему, требует точного анализа законов, управляющих его движением). В частности, мы не можем оставаться равнодушными к интеллектуальным условиям, в которых происходит творческая деятельность, и мы не можем не уважать те конкретные законы, которые управляют интеллектуальным творчеством.
В современном мире мы должны признать все большее разрушение тех условий, при которых возможно интеллектуальное творчество. Из этого неизбежно следует все более явная деградация не только произведений искусства, но и в особенности «творческой» личности. Режим Гитлера, избавивший Германию от всех тех художников, чьи работы выражали хоть малейшее сочувствие свободе, пусть даже поверхностное, низвел тех, кто по-прежнему готов браться за перо или кисть, до статуса домашней прислуги режима, чья задача — прославлять его по приказу, в соответствии с худшими из возможных эстетических условностей. Если верить сообщениям, то же самое происходит и в Советском Союзе, где термидорианская реакция сейчас достигает своего апогея.
Само собой разумеется, что мы не отождествляем себя с модным в настоящее время лозунгом «Ни фашизма, ни коммунизма!», который подходит по темпераменту обывателю, консервативному и напуганному, цепляющемуся за изодранные остатки «демократического» прошлого. Настоящее искусство, не довольствующееся вариациями готовых образцов, а настаивающее на выражении внутренних потребностей человека и человечества своего времени, — настоящее искусство не может не быть революционным, не стремиться к полному и радикальному переустройству общества. И это нужно делать, чтобы сбросить цепи, сковывающие интеллектуальное творчество, и позволить всему человечеству подняться до тех высот, которых в прошлом достигали лишь единицы — гении. Мы признаем, что только социальная революция может расчистить путь для новой культуры. Однако, если мы и отвергаем всякую солидарность с правящей в Советском Союзе бюрократией, то именно потому, что в наших глазах она представляет собой не коммунизм, а его самого коварного и опасного врага.
Тоталитарный режим СССР, действующий через так называемые культурные организации, которые он контролирует в других странах, рассеял по всему миру глубокий сумрак, питающий неприязнь к любого рода духовным ценностям. Сумрак мерзости и крови, в котором, переодевшись в интеллектуалов и художников, прячутся люди, которые превратили раболепие в карьеру,
