Томас С. Элиот. Поэт Чистилища - Сергей Владимирович Соловьев
Большая часть выступления, и правда, посвящалась поэзии: как профессия она не может быть связана с успехом в жизни, поэта всегда преследуют сомнения в ценности достигнутого, «в глазах Бога все мы грешные и слабые», а “The Waste Land” была написана, чтобы облегчить собственные чувства»[647].
Элиот жаловался на угасание творческой энергии, что не мешало росту его «мирской славы».
В Гарварде 5 июня ему торжественно присвоили степень почетного доктора. Вместе с ним почетную докторскую степень получали один из главных создателей атомной бомбы Р. Оппенгеймер, администратор атомного проекта генерал О. Брэдли, госсекретарь Дж. Маршалл (автор «плана Маршалла») и английский критик А. Ричардс.
В Вашингтоне он встречался с президентом Трумэном, а до своего возвращения в Англию (19 июня) успел получить еще две почетные степени – в Йеле и Принстоне. Несмотря на это, вернувшись из Америки, он говорил Ф. Морли, что в его жизни не было столь плохого отрезка с 1915 года.
В том же году Эмили сменила место работы. Она устроилась преподавать в Эббот-академи, частную школу для девушек в Эндовере. Ей вновь пришлось переехать. «Мои мысли будут следовать за тобой, – писал ей Элиот 25 июня. – Что бы они тебе ни приносили, боль или утешение, или значили меньше, чем то и другое, моя любовь и преданность всегда будут с тобой»[648].
Но в начале 1930-х он писал ей иногда до 100 писем в год, а с 1947-го до 1957 года – всего 15–20. В 1957-м переписка прекратилась.
8
Военное время позволило развернуться деловым качествам Мэри Тревельян – после высадки в Нормандии она следовала за союзными войсками и в конце войны возглавила реабилитационный центр в Бельгии для фронтовиков и бывших военнопленных. Ее письма читаются как репортаж. Элиот читал их вслух в Шемли-Грин. Подборка их (без имени адресата) была издана в 1945 году под названием «Я буду идти рядом с вами».
Между тем после завершения «Квартетов» дистанция, отделявшая Элиота от злободневной реальности, снова начала возрастать. В ответных письмах он мог беспокоиться, почему Мэри не прокомментировала его соображения о церковной политике или о возможных преемниках архиепископа Темпла. Эти вопросы казались ей несущественными, хотя она была «доброй англокатоличкой».
Еще более заметен его отрыв от реальности, если обратиться к теме антисемитизма. Отношение к ней в послевоенном мире резко изменилось. События поместили то, что могло казаться частным мнением, в трагический контекст. В конце 1920-х Элиот мог симпатизировать Моррасу и его борьбе за «аристократическую культуру». Подражая ему, называть себя «классицистом, католиком и роялистом». До войны он мог сожалеть (и только), что Паунд зашел слишком далеко в своем увлечении Муссолини и фашизмом. Но по мере того, как во всем мире осознавали, что натворили нацисты, то, что казалось экстравагантностью или чудачеством, приобретало совершенно иное значение. Элиот, по-видимому, не вполне осознавал степень происходящих изменений, а возможно, и внутренне сопротивлялся этому осознанию.
Он понимал, что закончилась одна эпоха и началась новая. В связи со смертью Поля Валери в 1945 году он говорил, что «глава закрыта», а в «Квартетах» – о «потерянном двадцатилетии» между войнами Хейуорду он писал: «Я не вижу ничего, что могло бы облегчить мою депрессию по поводу будущего: Европа в разрухе, расколотая на части, Америка и Россия, похоже, поведут себя в соответствии с худшими опасениями; а в частной жизни нас ждут неопределенность, нехватка всего и дискомфорт»[649].
В 1939 году Элиот помог подготовить и издать книгу «My Name is Million» о Польше, ставшей жертвой германского нашествия. Первые сообщения о концлагерях появились в английской прессе в конце 1940-го – правда, в основном речь шла о поляках. В мае 1941-го «Таймс» писала о концлагере Освенцим, где погибли «сотни поляков». В марте 1943-го в «Таймс» упоминались газовые камеры (снова в связи с судьбой поляков). В июне там появилась статья о нацистских зверствах по отношению к евреям («Nazis Brutality to Jews»). В ней говорилось об убийствах евреев в Кракове и о массовой отправке краковских евреев в Освенцим (к этому времени около 300 тысяч было отправлено в Освенцим только из Варшавы, а с 19 апреля по 16 мая в Варшавском гетто полыхало восстание). В сентябре, говорилось, что в газовых камерах истребляют «семьи дезертиров». Только после высадки в Нормандии стали появляться публикации, дающие представление о размахе зверств, близкое к реальности. «Таймс» 8 июля 1944 года напечатала заявление польского «правительства в изгнании», где говорилось об убийстве двух миллионов польских евреев и о том, что нацисты создали для этого (в дополнение к Освенциму) лагеря уничтожения Треблинка и Рава Русская. Неясно, что было известно Элиоту к 1945 году. Мэри Тревельян писала ему в декабре 1944-го из Бельгии о преследовании евреев нацистами и «ужасном концентрационном лагере Брендонк». Едва ли он искал информацию по собственной инициативе. Однако к 1947 году информации в любом случае хватало с избытком.
Степень непонимания Элиотом ситуации подчеркивает его ответ молодому еврейскому поэту Эдварду Филду, обвинявшему его в антисемитизме. Об этом свидетельствует сам выбор слов в его письме: «Я думаю, что вы излишне чувствительны и <…> склонны находить антисемитизм всюду, где слово еврей относится к индивидууму, который не представлен при этом как один из лучших типов своего народа. <…> Я не в большей степени антисемит, чем антиуэльсец или антиэскимос»[650].
C возмущением воспринимались его поздравление к 80-летию Морраса, сидевшего в тюрьме за коллаборационизм (сам Элиот считал, что отдает поэту должное за давние заслуги) или лоббирование литературной премии для Паунда (в расчете на улучшение условий содержания того в психиатрической клинике).
9
Летом 1947 года Элиоту сделали операцию по ликвидации паховой грыжи, от которой он страдал с детства. В октябре удалили последние собственные зубы – теперь все были вставные. С точки зрения спасения души телесное – мелочь, но увы, воздействует на душевное состояние.
С 1946 по 1949 год Элиот работал над новой пьесой «Вечеринка с коктейлями» («The Cocktail Party»). На сегодняшний день это, пожалуй, самая популярная из его пьес.
В ноябре стало известно, что король хотел бы наградить Элиота орденом «За заслуги» (Order of Merit). Неофициально требовалось подтвердить согласие (бывали случаи отказа). Элиот подтвердил, выразив «искреннее желание оказаться достойным».
В начале декабря он вылетел в Италию, где его приняли в члены «Accademia dei
