Противостояние президенту США. Откровения бывшей помощницы Байдена - Тара Рид
– Боже, здесь так красиво, – сказал Финн, – я всегда забываю, насколько здесь хорошо и умиротворенно по сравнению с Лос-Анджелесом.
Он бросил свой рюкзак и устроился в кресле. Я принесла ему пиво и Финн улыбнулся. Мы загорали на солнце, соленый воздух приятно охладился, и начал подниматься туман.
– Ах, как же здесь здорово! Можно забыть все невзгоды, – сказал Финн с улыбкой. Я улыбнулась в ответ.
– Давай прокатимся, – сказал он через некоторое время, когда солнце исчезло. Мы поехали в его арендованной машине по небольшой трассе по направлению к аэропорту. – Тара, ты через многое прошла. Мне очень жаль, ну, ты знаешь, насчет Майкла и Сиси, – он крепко меня обнял.
– Я знаю. Я тоже сожалею о твоей утрате, Финн, – ответила я.
Мы лежали на крыше автомобиля и молча смотрели, как самолеты приземляются и взлетают. Финн всегда знал, как вернуть меня к жизни, не спрашивая. Мы могли сидеть в тишине, не разговаривая, и нам все равно было хорошо. Мы держались за руки в молчании, горюя по тем, кто навсегда ушел от нас.
Так началась наша дружба, которая переросла в более близкие отношения, когда с Гейбом все было кончено. Примерно в то же время, когда умер мой брат, Гейб погрузился в настоящую зависимость от алкоголя и наркотиков. Он изменял мне с женщинами и даже перестал это скрывать, хотя хотел, чтобы я оставалась ему верна, пока мы были помолвлены. Он становился все более ревнивым и параноидальным и вел себя соответствующе.
Гейб приехал ко мне уговаривать вернуться в Лос-Анджелес. Я согласилась. Мы отправились на ужин с его родителями, и они были в восторге от нашей помолвки. Когда мы ехали обратно, Гейб спросил, зачем приезжал Финн, и что мы делали. Я что-то кратко ответила. На это Гейб выдал целую тираду, что я слишком много флиртую, и мужчины понимают меня неправильно, и со злостью втопил педаль газа на своем маленьком пикапе. Я вздохнула.
– Гейб, мне все равно, – бросила я угрюмо.
Он посмотрел на меня в ярости.
– Тебе все равно? Тебе, черт возьми, все равно?!
Он резко дернул ручник. Пикап ехал со скоростью более 65 миль в час[57], его сильно крутануло, промелькнула противоположная сторона дороги. После этого Гейб спокойно вырулил машину обратно на полосу.
– Ну что, тебе до сих пор все равно? – спросил он.
Остаток пути до дома моей матери мы проехали в тишине. Во мне бушевали ужас и злость одновременно. Мне пришла в голову мысль, что я не смогу иметь детей от этого человека. Мы приехали к маме в яростном молчании. Я не разговаривала с ним. Мама знала, что мы в ссоре, и держалась на расстоянии. Я спала одна в старой спальне брата. Гейб вошел, сел рядом с моей кроватью и, казалось, был полон раскаяния.
– Мне так жаль, Тара, я потерял контроль над собой. Пожалуйста, ничего не говори моим родителям.
Я посмотрела на него и покачала головой.
– Не скажу.
Вот оно что! Ему не было жаль, что он чуть не убил нас, закатив истерику, а он боялся, что его родители могут узнать. На этом этапе жизни Гейб очень заботился о своем имидже.
После нашего возвращения в Лос-Анджелес Гейб начал прогуливать работу, и весь его день был завязан на вечеринках. О многочисленных женщинах, с которыми он спал, я узнала, конечно же, от них самих. Кто-то из них хотел позлорадствовать, а некоторые наивно полагали, что он испытывал к ним настоящие чувства. Однажды утром, вернувшись с севера, я обнаружила, что из моего шкафа пропала дизайнерская одежда, а вместо нее висел рваный свитер из секонд-хенда – Гейб привел одну из своих девок домой, пока я ухаживала за умирающим братом. Меня передернуло от такого предательства.
– Убирайся к чертовой матери! – кричала я на Гейба, разбрасывая его одежду по всей гостиной, а другие вещи выкидывая на улицу. Я должна была пойти на бранч[58] с друзьями, а вместо этого выгоняла Гейба из-за того, что нашла этот несчастный свитер, и он признался, что ночевал в спальне не один. Моника, моя лучшая подруга на протяжении многих лет, пыталась меня успокоить.
– Тара поехали отсюда. Он сам уйдет, – она схватила меня за руку, а потом сурово спросила Гейба, – правда, Гейб? Ты ведь уходишь?
Финн подъехал на машине и увидел, как я бросаю майку Гейба в яму для костра.
– Эй, Тара, прекрати, это ведь моя майка, – запротестовал Гейб, а Моника попросила его заткнуться и уйти. Я плакала, выкрикивая что-то о порноактрисе, с которой Гейб был у нас дома.
– М-да… Похоже, я не вовремя, и мне пора уходить, – сказал Финн, видя какой концерт я устроила у всех на виду.
– Вот дерьмо! Видишь, с чем я имею дело, братан? Это называется «ирландский характер»! – указывая на меня, Гейб обратился к Финну, ища в нем союзника. Финн никак не отреагировал на это замечание, а я стояла босиком и испепеляла Гейба взглядом, желая его прихлопнуть.
– Это не ирландский, это американский нрав, гребаный американский нрав, выжигающий землю, мать его! – закричала я и для убедительности швырнула телевизор на проезжую часть.
– Господи, да пошла ты, Тара! – ответил Гейб, глядя на разбитое стекло на земле.
– Не волнуйся, Гейб, я уверена, что у твоей маленькой порношлюхи много телевизоров. А теперь проваливай! – я отвернулась.
– Тара, надень обувь, а то порежешь ноги, – приказал мне Гейб.
– Я в порядке и могу сама позаботиться о своих ногах, – крикнула я в ответ.
Финн указал на стекло возле моей ступни:
– Он прав, тебе нужно обуться.
– Может, хватит говорить о моих гребаных ногах?! – крикнула я, ни к кому конкретно не обращаясь, и направилась внутрь дома.
Финн поднял голову и спросил:
– Порношлюха?
– Да, Финн, такие есть на каждом углу в Лос-Анджелесе. Просто тусуйся в клиниках пластической хирургии! – крикнула я через плечо.
Гейб посмотрел на Финна.
– Собираешься зайти? Кажется, ты хотел уходить отсюда к чертям?
– Отвали, не вымещай свое дерьмо на мне, – небрежно сказал Финн и пошел прочь.
– Да? Да, вы ВСЕ можете отвалить! – Гейб пожал плечами и забрался в свой пикап.
Моника обняла меня, и я тяжело вздохнула, успокаиваясь. Финн вошел и проследил взглядом за Гейбом, пока тот не укатил на своем авто. На дворе остались лежать осколки стекла и разбитое сердце Гейба.
После нескольких минут Моника сказала:
– Так, а теперь все-таки завтрак и кофе. Финн, ты с нами?
Финн посмотрел на меня осторожно.
– Переживаешь
