Михаил Девятаев - Николай Андреевич Черкашин
Теперь, кажется, все!..
Он глянул в сторону КДП: там все было спокойно. Обед шел своим чередом. И все аэродромные службы не проявляли никакой тревоги. Только женщина-стартерша в черном зимнем комбинезоне настороженно поглядывала в сторону «Хейнкеля-111», не выпуская из рук ракетницу.
Что она заметила? А если поднимет тревогу? Может, снять ее из винтовки? Но тогда точно несдобровать… Пускай живет… Сами с усами.
Так, первым делом проверить, есть ли топливо в баках. Глаза отыскали шильдик «Kraftstoffanzeiger» – топливомер. Стрелка за зеленым сектором – баки полны. Жизненно важная информация. Есть надежда уйти на полный радиус… А где топливный насос? Где эта «Кraftstoffpumpe»? Пумпе, помпа, насос? Нет, не зря заучивал немецкие термины! Вот тебе и «помпа». Нажал кнопку, и топливо пошло к моторам. Порядок. От винта!
М.П.Девятаев:
«Нажимаю на стартер. Левый мотор взревел. Заработал и правый. Все моментально оказались в кабине. „Всё в порядке“, – думал я. Но ликовать рано. „Спокойнее, спокойнее“, – говорю себе. Пока прогревались моторы, еще раз проверил, все ли готово для полета, бегло ознакомился с контрольными приборами. „Спешить в авиации не надо ни при каких условиях. Все предусмотри“, – вспомнил я слова инструктора казанского аэроклуба Саши Мухамеджанова. Еще и еще раз осмотрел каждый прибор, прислушиваясь к звукам работающих моторов. К тем приборам и агрегатам, назначения которых не знал, опасался прикасаться».
Девятаев тронул машину с места, и «хейнкель» стал медленно выруливать на взлетную полосу. Но тут пришлось остановиться: два немецких самолета один за другим совершили посадку и стали двигаться им навстречу. Ясное дело, диспетчер никак не мог согласовать это движение. Диспетчер и понятия не имел, что в четкий график взлетов и посадок вдруг вклинится «хейнкель» командира полка.
Девятаев немного уклонился, пропустив встречные самолеты, и тут же приказал своему «экипажу» спрятаться поглубже в фюзеляж, чтобы никто не маячил в иллюминаторах в полосатой одежде. Во время рулежки он во всем копировал манеру немецких летчиков. Одно только сделал не по местным правилам: установил самолет от стартера-финиша метров на двести дальше, чем следовало. Женщина-стартер выстрелила из ракетницы, подавая сигнал. Но какой? То ли разрешает взлет, то ли запрещает.
М.П.Девятаев:
«Женщина в темном комбинезоне стоит на старте и, поднимая флажок, принимает „юнкерсов“. Она пока не обращает на меня внимания, ей некогда. А я не буду приближаться к ней: возле нее телефон – прямая связь с дежурным по аэродрому.
Чтобы выиграть время, я гоню свой самолет по направлению к ангарам и возвращаюсь к старту, когда сел последний „юнкерс“. Не ожидая разрешения на взлет, срезаю угол поворота, выскакиваю на бетонку и – моторы на полную мощность!
Винты загребли воздух.
Но в кабине я как на экране. Моя нижняя белая рубаха сразу бросается в глаза, а рулить нужно по дорожке, по которой пробегают „мессершмитты“, возвращающиеся с боевого вылета. Свернуть же с бетонки невозможно, там увязнешь. Мне остается только пригнуться на сиденье, втянуть голову в плечи, словно спрятать себя в самом себе.
Летчики, проносясь на истребителях мимо, выглядывают из своих кабин, замечают что-то необычное – полуголый пилот в нательной рубахе, но, вероятно, не успевают хорошенько разглядеть меня. При встречах с самолетами я разгоняю машину, чтобы скорее проскочить мимо.
Над аэродромом появляется группа „юнкерсов“ – они пришли с фронта и по одному будут приземляться на ту бетонированную полосу, по которой мой самолет должен разбежаться».
Надо успеть взлететь раньше, чем они пойдут на посадку! Девятаев довел обороты мотора до полной мощности. Самолет, дрожа, подался вперед, но тормоза удерживали его на месте, а ручка управления, до отказа взятая на себя, не давала ему скапотировать. Не уменьшая газа, плавно отпустил тормоза. Машина рванулась вперед по бетонной дорожке, быстро набирая скорость. Пора отводить штурвал от себя в нейтральное положение, чтобы ускорить подъем хвостового оперения самолета… Но что это?! Машина не реагирует на движение штурвала! «Хейнкель» идет послушно, ускоряя свой стремительный разбег, но от земли не отрывается. Вот тебе раз – новая закавыка! Что делать?
М. П. Девятаев:
«Чувствую по мере увеличения скорости и пробега какое-то повышенное, ненормальное давление на ручку управления самолета. „Неужели ошибка?“ – мелькнула мысль. Изо всех сил давлю на штурвал и ничего не могу сделать. Как быть? Штурвал начинает давить мне на грудь. Моторы ревут – газ до упоров, винты образуют сплошной вращающийся диск, а самолет бежит на трех точках.
Налегаю на штурвал всем корпусом, сильно упираюсь ногами. Чувствую, что самолет отделился от земли и тут же из-за отсутствия подъемной силы с шумом падает с небольшой высоты то на левое, то на правое колесо шасси. Снова повторяется отрыв, и снова – падение. И взлетная дорожка кончается. Неужели не смогу взлететь? Да, до конца взлетной полосы самолет уже не взлетит… Что же делать? Сделать прерванный взлет?.. Нельзя из-за близости морского берега.
– Братцы! Один раз помирать!.. Держитесь!..»
Девятаев резко убрал газ. Машина по инерции стремительно мчалась под уклон. Десятки метров отделяли ее от морской береговой черты. Он знал, что пускать в ход тормоза на больших скоростях – смертельный номер: перевернется самолет, скапотирует, но нельзя было и медлить: секунда-другая – и четырехмоторный бомбардировщик врежется в морские волны.
Ноги инстинктивно нажали на педали тормозов. Это был запрещенный маневр: самолет по инерции устремился вперед, а хвостовое оперение угрожающе приподнялось, теперь в любое мгновение тяжелая машина могла совершить смертельный кульбит.
«Все кончено», – беспощадно определил разум и заставил убрать ноги с тормозов – будь что будет. Хвост резко опустился и с грохотом ударился о бетон. Теперь самолет снова бежал на трех точках, бежал с бешеной скоростью навстречу убийственному обрыву в море. Можно ли его остановить? Девятаев опять нажал на тормоза – задымились шины, машину повело на кувырок – и снова отпустил их, как и в первый раз. Результат все тот же: машина продолжает свой стремительный бег. Еще миг – и «хейнкель» нырнет в море.
В таких ситуациях инстинкт срабатывает быстрее мысли. Девятаев со всей силой вжал левую педаль тормоза и прибавил обороты правому мотору. Самолет резко повело в левый разворот с немыслимым креном вправо. Консоль правой плоскости взрезала землю, а колесо левого шасси поднялось вверх. Этот отчаянный пируэт «хейнкель» совершил у самой кромки обрыва. Винты работали, поднимая тучи пыли, которая застилала
