Михаил Девятаев - Николай Андреевич Черкашин
Девятаев вскочил в кабину, сел в левое кресло, вставил ключ зажигания – беспечный Грауденц забыл его в кабине – еще одна удача! Или еще одно издевательство фортуны? Ключ повернут, но толку никакого! Приборы не действуют!
Пробежал глазами по пилотской панели. Две кнопки с надписью «Батарея», нажал их поочередно и глянул на шкалы. Тишина: стрелки не двигались… Нажал на все кнопки сразу. Глухо… Машина обесточена… Впрочем, этот эпизод в изложении самого Девятаева выглядит более драматично:
М.П.Девятаев:
«Под широкими крыльями „хейнкеля“ я вдруг почувствовал страх перед ним. Какой же он огромный! Смогу ли я поднять его в воздух? Такая машина и такие слабые у меня руки, ноги… Внизу есть отверстие – лаз, и я стал нажимать, чтобы открыть его, он, оказывается, на замке. Ключа у нас, понятно, нет. Я метнулся к бомболюку – тоже не открывается. Соколов стоит рядом, растерянно смотрит на меня, ждет.
– Подсади, – прошу его, – заберусь на крыло.
Соколов обхватил меня, я вцепился в крыло. Пальцы скользят по мокрым заклепкам. УВолодьки не хватает сил. Я повис и тут же упал на землю. Увидел струбцинку – думал ею ударить по замку, но она слишком легка для этого, нужно что-то потяжелее. Колодка! Это подойдет. (Соколов протянул ему стальной колышек заземления самолета.– Н.Ч.) Стукнул раз, второй, и дюралюминий подался, провалился. Всунул в отверстие руку, оттянул замок, дверца открылась. Вытащил назад – рука поцарапана, кровоточит.
Фюзеляж, куда я проник, показался мне настоящим домом. Такого я еще не видел. Бросился в кабину. Она была просторная, выпуклая, вся из стекла. Высота, на которой я оказался, просторность кабины, огромное количество приборов, кнопок, проводков, сигнальных глазков – все ошеломило меня.
Передо мной было сиденье пилота, слева скамья, покрытая черным дерматином, наверное для штурмана. Я опустился на сиденье и провалился в него так, что мои ноги задрались вверх. Летчик под себя непременно подкладывает сложенный в мешок парашют, у меня парашюта не было. Какой-то ящик попался мне на глаза, я швырнул его на сиденье, сел сверху. Достаю ногами до рычагов, руками – до доски приборов, теперь могу опереться спиной о кресло.
– Снимай чехлы! – это команда Володьке, который стоял на земле, подо мной, и слышал, как я стучал, хозяйничал в пустой гулкой машине.
Володька быстро сорвал чехол с одного мотора. Лопасти винта перед глазами, рычаги под ногами, ручка управления в руках – этого для летчика достаточно, чтобы и в таких условиях овладеть собой, сосредоточиться, почувствовать себя сильным. Я нашел насос, несколько раз качнул горючее, потом установил зажигание и, помня, как делал это, рисуясь, немецкий офицер, за которым я наблюдал недавно, нажал на кнопку стартера.
Никакого движения. Мотор молчит.
Как же это я забыл, что позади меня есть маленький рубильничек и что именно с его помощью нужно пустить аккумуляторный ток к моторам и приборам? Я обрадовался, что вспомнил это, и, обернувшись, уверенно включил его. Снова нажал на стартер. Ни одна стрелка не шевельнулась. Тока не было.
Почему же я не начал с присоединения аккумулятора? Какие примитивные ошибки! Ведь там, за бронеспинкой, стоит целая аккумуляторная батарея, которой пользуются при запуске моторов. Только в этом причина!
Я бросился к бронеспинке, отклонил ее. Там было пусто. Клеммы свисали, аккумуляторов не было.
„Провал!“ – резануло по сердцу. Перед глазами проплыла виселица и болтающиеся на ней десять трупов».
Это была катастрофа! Без аккумуляторов движки не запустить. Бежали секунды, и каждая могла стать роковой, последней в жизни… Вот-вот мог вернуться штатный экипаж. Что же делать?
А ведь это только первый сюрприз, за который придется расплачиваться головой. Девятаев вдруг враз обессилел, откинулся в кресле, как дряхлый старец. Попробовал подняться и не смог. Собрав последние силы, кое-как подполз по наклонному полу кабины к дверце, с трудом открыл ее и крикнул друзьям:
– Аккумуляторов нет!.. Ищите скорее! Может быть, где-нибудь рядом!..
Соколов и Кривоногов бросились со всех ног к ангару. Минут через пять они прикатили к самолету тележку с вспомогательным аккумулятором для запуска моторов. Это было спасение! Это был дар Фортуны, которая им явно покровительствовала. Девятаев воспрянул духом. Он не зря наблюдал за немецкими аэродромными техниками. Вон за той откидной дверцей находятся разъемы токоприемников бортовой сети. Сам подключил аккумулятор, затем щелкнул рычажком питания: стрелки на циферблатах дрогнули, ожили! Михаил даже вскрикнул от радости:
– Живем!!!
Ему стало жарко, несмотря на то что в неотапливаемой кабине стоял февральский холод. Он сбросил с себя лохмотья бывшей шинели и запихал их в пустое парашютное гнездо пилотского сиденья. Теперь в нем можно было удобно устроиться. Сам же остался в полосатой куртке зэка.
– Расчехляй моторы! – крикнул он Кривоногову, не отрываясь от приборов. Он искал тумблер включения масляного насоса.
–Готово!– доложил Иван, который четко и последовательно делал все так, как его инструктировали. Он уже успел вытащить колодки из-под колес шасси, снять струбцины с элеронов и рулей. И остальные члены экипажа сновали как заправские авиаторы, хотя никто из них до этого и близко не стоял возле самолета. И вроде бы всё сделали так, как объяснил имДевятаев. Но с трубки Пито[8], которая торчала из фюзеляжа, чехольчик никто не сдернул, хотя Девятаев не раз напоминал о ней Кривоногову. Этот дюралевый отросток принимал на себя
