Михаил Девятаев - Николай Андреевич Черкашин
Примкнул к нам и Володя Немченко. Еще шестнадцатилетним парнишкой фашисты угнали его на каторгу. Сам он из Белоруссии. На чужбине все время тосковал по родному краю. Несмотря на юные годы, Володя выглядел стариком, лицо его было суровым. Во время пытки гитлеровцы выбили ему глаз и изуродовали лицо. Он до того был худ, что полосатая одежда заключенного буквально висела на нем.
– Весь в вашем распоряжении, – твердо заявил он, узнав о нашем плане побега.
Еще через день я предложил бежать с нами политруку Михаилу Емецу.
– На меня всегда рассчитывайте, во всем помогу, – сказал он.
Число людей, готовых на смерть или свободу, на которых можно было положиться, росло, наш „экипаж“ увеличивался день ото дня. С помощью Володи Соколова всем нам удалось сойтись в одну команду. План был тщательно разработан. Каждый из участников знал свои обязанности при захвате самолета и в полете. Все готовились, ходили как наэлектризованные.
Никто не сомневался, что самолет мы захватим. Все теперь зависело от меня. Сумею ли я запустить машину и поднять ее в воздух? Эта мысль не давала мне покоя ни днем ни ночью. Как сожалел я, что в свое время мало уделял внимания изучению самолетов иностранных марок! Сколько раз вспоминал слова командира эскадрильи Боброва: „Нам нужно до тонкости знать технику врага. Учитесь, пока есть время, пригодится“. И теперь горько раскаивался, что только бегло и мало интересовался боевой техникой противника. А сейчас – близок локоть, да не укусишь!»
А был еще один план, который горячо обсуждали и который поначалу казался всем более осуществимым. Суть: забраться в самолет во время обеденного перерыва, спрятаться в глубине грузового отсека, а когда самолет поднимется в воздух, под дулом винтовки (автомата) заставить пилота изменить курс и лететь куда надо. Если начнет сопротивляться – оглушить прикладом, а Девятаев займет его место за штурвалом. Таким образом, сразу же исключались несколько проблем: выруливание на старт через весь аэродром на глазах у часовых, взлет с полосы (он произошел бы легально), запоздалая тревога у аэродромного начальства, упрощалось бы и многое другое. Но…
– Но, – веско возражал Девятаев, – дверь в самолет может быть заперта на ключ, а следы взлома не скрыть. Это во-первых! Во-вторых, неизвестно, полетит ли самолет именно в этот день или только на следующий. График полета никому не известен.
– Ну и что такого?! – горячились отчаянные головы. – Просидим мы в хвосте ночь. Никому в голову не придет искать нас в самолете. А что касается ключей, то в ангаре должен быть второй комплект. Откроем!
– Ну открыли, спрятались. А ищут-то всегда с собаками.
– Собаки не почуют. Тут бензин, масла всякие… Технические запахи нюх отобьют.
– В-третьих, – стоял на своем Девятаев, – в экипаже не только пилоты, но еще борттехники, воздушные стрелки… Устроить перестрелку в воздухе – это гиблое дело. Да еще по радио успеют дать тревогу, истребители вызвать…
– Но у «хейнкеля» все полеты короткие – по окружности острова. Экипаж поднимается в сокращенном составе.
– Ты в этом уверен? Ты с ними летал?
– Нет. Но по логике вещей…
– Логика даже людей может подвести. Так что говорить про «логику вещей»?
В конце концов Девятаев убедил всех спорщиков, что самолет надо брать на земле, а не в воздухе. Пусть это будет дольше, опаснее, но надежней.
Мысли о побеге, о перелете не покидали Девятаева даже в карцере. Еще ни коня ни возу, а он размышлял, какой избрать маршрут… Можно лететь над сушей, можно над морем. На первом маршруте угнанный самолет обстреляют немецкие зенитки. Нет, лучше над морем, там шансов попасть под зенитные снаряды намного меньше…
Однако до этого еще далеко.
Девятаеву было ясно, что десяти дней постоянных побоев, пыток он не выдержит. Значит, надо было ускорять дела с побегом… Через три дня беспрерывных издевательств план броска на родину был готов…
Похоже, в «экипаж» удалось подобрать достойных, надежных людей, которые и под пытками не выдадут общих планов. Таких людей нашлось пятеро, и у каждого были свои счеты с немцами. Так, белорусу Немченко выбили глаз на допросах. Урбанович угодил в лагерь еще мальцом – в 1941 году. Его и прозвали – Колька-малец.
Иван Кривоногов был совершенно бесстрашным мужиком. В Лодзинском лагере он убил у всех на глазах польского полицая, за что и был отправлен в Заксенхаузен.
Теперь нужно было решить немаловажную проблему: чем ударить конвоира? Ничего подходящего никто не мог предложить. Члены будущего «экипажа» вооружались чем могли. Иван Кривоногов раздобыл железный прут с кольцом, довольно увесистый и удобный для нанесения удара. Володя Соколов выдрал какую-то деталь из разбитого тягача, Девятаев привязал на веревку большую гайку, как отвес, ее можно было применить как кистень… Остальные носили в котелках камни. Все готово. Осталось только выбрать удобный момент и…
В обеденный перерыв немцы уходили с аэродрома. Группа Девятаева расчищала взлетную дорожку, приближаясь к облюбованному бомбардировщику. Сейчас все решится… Вдруг неподалеку приземлился четырехмоторный пассажирский самолет «Фокке-Вульф-200» – «Кондор». Пассажиры и часть экипажа ушли, а мотор остался не заглушенным. Лучшего момента и быть не могло. Девятаев и члены «экипажа» обменялись многозначительными взглядами: «Берем?» – «Берем…»
Но захват самолета не состоялся. В тот самый момент, когда девятаевцы двинулись к «фокке-вульфу», к нему подкатил автобус с большой группой военных пассажиров. Пришлось повернуть обратно. И такие срывы происходили не раз. Но никто и мысли не допускал о том, чтобы отступить от принятого решения. Надо было ждать своего часа…
Глава четвертая
И пробил час!
В начале февраля в Пенемюнде завьюжило. Ветер выл на все голоса, как души разгневанных покойников… Несколько дней подряд, как бывало в родном Торбеево, валил густой снег. Но не это тревожило Девятаева.
