Америка выходит на мировую арену. Воспоминания президента - Теодор Рузвельт
Нашей целью было также обеспечить соблюдение хороших законов везде, где правительство обладало властью. Я обнаружил, что закон о восьмичасовом рабочем дне был просто фарсом, департаменты редко применяют его сколько-нибудь эффективно. Я исправил это решением исполнительной власти.
К сожалению, исключительно эффективные государственные служащие часто оказывались главными нарушителями в том, что касалось соблюдения этого закона, потому что в своем рвении хорошо выполнять работу для правительства они становились суровыми надсмотрщиками и отказывались учитывать потребности своих сотрудников, служивших под их началом. Чем больше я изучал предмет, тем сильнее убеждался, что восьмичасовой рабочий день в условиях труда в Соединенных Штатах – это все, что может потребоваться либо правительству, либо частным работодателям.
Я, наконец, решил проблему, насколько это касалось государственных служащих, вызвав Чарльза П. Нилл, главу Бюро труда; и, действуя по его совету, я быстро сделал закон действительно эффективным. Любой человек, который уклонялся от своей работы, бездельничал, не получал пощады, потому что небрежность даже хуже, чем жестокость, ибо как в бою милосердие к трусу – это жестокость к храбрецу, так и в гражданской жизни небрежность по отношению к порочным и праздным – это жестокость по отношению к честным и трудолюбивым.
Мы приняли хороший закон, защищающий жизнь и здоровье шахтеров и другие законы, предусматривающие надзор за агентствами по трудоустройству в округе Колумбия и защиту здоровья машинистов и кондукторов на уличных железных дорогах в округе.
Мы практически основали Горное бюро. Мы предусмотрели защиту фабричных работников в округе Колумбия от несчастных случаев и ограничение детского труда. Мы приняли закон о компенсации работникам для защиты государственных служащих. Закон не зашел так далеко, как я хотел, но это было лучшее, что я мог получить, и это заставило правительство проводить правильную политику.
Сообщение в газете о покушении на Рузвельта.
Подобному своему предшественнику Рузвельт тоже подвергся покушению, во время предвыборной кампании по избранию на второй срок. 14 октября 1912 года, когда Рузвельт собирался выступить с речью в Милуоки, в него выстрелил некто Джон Шрэнк. Пуля попала в грудь, пробив футляр от очков и лежавшую во внутреннем кармане рукопись с речью, которую Рузвельт намеревался произнести. Он заключил, что раз не кашляет кровью, пуля не пробила легкое; отказавшись от помощи, он произнес намеченную речь и говорил 90 минут. Рузвельт начал словами: «Дамы и господа, не знаю, понимаете ли вы, что в меня только что стреляли; но Лося так просто не убьешь» (лось – символ Прогрессивной партии Рузвельта). Как выяснили позднее, пуля вошла в грудь, но не пробила плевру, и было бы опаснее извлекать ее, чем оставить как есть. Рузвельт носил эту пулю в груди до конца жизни.
Мы предусмотрели расследование женского и детского труда в Соединенных Штатах. Мы создали Национальный комитет по детскому труду. Больше всего трудностей у нас было с железнодорожными компаниями, занимающимися перевозками между штатами. Мы приняли закон об улучшении техники безопасности на железных дорогах без особого сопротивления, но у нас было больше проблем с актами, регулирующими часы работы железнодорожных служащих и возлагающими на железные дороги, занимающиеся перевозками между штатами ответственность за травмы или смерть своих сотрудников во время дежурства.
Принцип, который мы особенно стремились выразить с помощью этих законов и действий исполнительной власти, заключался в том, что право не имеет ценности, если не сводится от абстрактного к конкретному. Это звучит как трюизм. Попытка практического применения этого закона была далека от таковой, она была почти революционной и вызвала жесточайшее осуждение нас всеми крупными юристами и всеми крупными редакторами газет, которые, искренне или по найму, выражали взгляды привилегированных классов.
Со времен Гражданской войны очень многие решения судов, касающиеся не обычных действий между людьми, а применения большой государственной политики в области социальной и промышленной справедливости, на самом деле были не чем иным, как обоснованием теории о том, что эта политика была просто высокопарной абстракцией, и не должна была иметь практического эффекта.
В большинстве случаев суды были склонны ревностно использовать свою огромную власть для защиты тех, кто меньше всего нуждался в защите, и вряд ли использовали свою власть в интересах тех, кто больше всего нуждался в защите. Наше желание состояло в том, чтобы сделать федеральное правительство эффективным инструментом защиты прав трудящихся и, следовательно, обеспечить исполнение судебных решений, которые позволили бы нам реализовать это желание.
Не только некоторые федеральные судьи, но и некоторые суды штатов ссылались на Конституцию в духе самых узких юридических препятствий, чтобы помешать правительству действовать в защиту труда на межштатных железных дорогах. По сути, эти судьи придерживались мнения, что, хотя Конгресс обладал полной властью, поскольку касается товаров, перевозимых по железным дорогам, и может защитить богатых или состоятельных владельцев этих товаров, но при этом не имеет права защищать жизни людей, занятых перевозкой товаров. Такие судьи свободно издавали судебные запреты, чтобы предотвратить препятствование торговле в интересах владельцев собственности, но объявляли неконституционными действия правительства, стремящегося защитить мужчин и семьи мужчин, без труда которых торговля не могла иметь место.
Это был пример того, как суды в значительной степени бессознательно были превращены в символ превознесения прав собственности над правами человека и подчинения благосостояния работника по сравнению с прибылью человека, на которого он работал. Благодаря тому, что, боюсь, мои консервативные друзья считали агрессивной миссионерской работой, которая включала в себя некоторые необычайно откровенные высказывания о некоторых несправедливых и антиобщественных судебных решениях, нам удалось в значительной степени, но ни в коем случае не полностью, исправить это мнение, по крайней мере, в том, что касалось лучших и наиболее просвещенных судей.
* * *
Действия, которые я предпринял, не имели ничего общего с законодательством и представляли собой действия исполнительной власти, которые не требовались Конституцией. Это иллюстрировало, как и все, что я делал, теорию, которую я называю теорией Джексона-Линкольна; то есть, что иногда возникают большие национальные кризисы, которые требуют немедленных и энергичных действий исполнительной власти, и что в таких случаях долг президента действовать в соответствии с теорией, что он является наместником народа, и что надлежащая позиция, которую он должен занять, заключается в том, что он обязан считать, что у него есть законное право делать все, что требуют нужды народа, если только Конституция или законы прямо не запрещают ему это делать.
Демократия может быть таковой на самом деле, только если есть некоторое приблизительное сходство среди людей, ее составляющих. Каждый
