Америка выходит на мировую арену. Воспоминания президента - Теодор Рузвельт
Они знают каждый маленький поворот, каким бы запутанным он ни был, в политике своих подопечных, и когда наступает день выборов, обычный гражданин оказывается таким же беспомощным перед этими людьми, как если бы он был одиноким добровольцем, вышедшим на поле брани против отряда обученных наемников.
Существует пара сотен тысяч федеральных офисов, не говоря уже о офисах в правительствах штатов и в муниципалитетах. Люди, которые занимают эти должности, и люди, которые хотят их занять, внутри и вне доминирующей на данный момент партии, образуют регулярную армию, интерес которой заключается в том, чтобы система политики «хлеба с маслом» сохранялась.
Против их конкретных интересов мы имеем в целом неорганизованное настроение сообщества в пользу создания достойной основы. Большое количество людей, которые смутно верят в добро, противостоят меньшему, но все же большому числу людей, в чьих интересах часто становится действовать очень конкретно и активно во имя зла; и неудивительно, что борьба сомнительна.
* * *
За шесть лет моей службы сфера действия системы «заслуги» была расширена за счет системы «трофеи», включив в несколько раз больше офисов, чем первоначально. Обычно это делалось путем введения конкурсных вступительных экзаменов, иногда, как на военно-морских верфях, с помощью системы регистрации. Это само по себе было хорошей работой.
Еще лучшей работой было сделать закон эффективным и подлинным там, где он применялся. Что неизбежно при внедрении такой системы, сначала был достигнут лишь частичный успех. Например, это относилось к рядовым сотрудникам крупных таможен и почтовых отделений, но не к руководителям. Ряд руководителей офисов были скользкими политиками низкого морального уровня, сами назначались в рамках системы трофеев и стремились, прямо или косвенно, разрушить систему заслуг и оплатить свои собственные политические долги, продвинув на должности своих приспешников и сторонников. Иногда эти люди действовали с открытой и неприкрытой жестокостью, но чаще пытались хитростью обойти закон.
С другой стороны, реформаторы государственной службы в большинстве случаев не очень-то привыкли к практической политике и часто оказывались беспомощными, когда сталкивались с профессиональными политиками-ветеранами. В результате в начале моего опыта я обнаружил, что во многих офисах исполнение закона было фикцией. Это было очень вредно, потому что это поощряло политиков нападать на закон повсюду, и, с другой стороны, заставляло хороших людей чувствовать, что закон не стоит того, чтобы его защищать.
Но есть и другие, более важные реформы, чем эта. Слишком много реформаторов государственной службы оказались равнодушными или активно враждебными реформам, которые имели глубокие и далеко идущие социальные и промышленные последствия. Многие из них в лучшем случае равнодушно относились к движениям за улучшение условий труда и жизни мужчин и женщин, работающих в тяжелых условиях, и были положительно враждебны движениям, которые ограничивали власть крупных корпоративных магнатов и направляли в полезное русло деятельность консультировавших их крупных корпоративных юристов.
Большинство газет, которые считали себя особыми сторонниками реформы государственной службы и высшими представителями гражданской добродетели, и которые не доверяли среднему гражданину и содрогались от «грубости» профессиональных политиков, были, тем не менее, подвержены порокам еще более презренным (хотя и не таким грубым), как те, кого они осуждали и высмеивали.
Их редакторами были утонченные люди с утонченными вкусами, любимыми соблазнами которых были злословие, подлая клевета и снобистское поклонение всему, что облачено в богатство и внешнюю видимость обычной респектабельности. Они не были крепкими или сильными людьми, они чувствовали себя неловко в компании настоящих мужчин, часто в них просто физически чувствовалась робость. Они мстили самим себе за тревожное осознание своих собственных недостатков, сидя в уединении – очень уютно обставленном – насмехаясь и злословя о людях, которые заставляли их чувствовать себя некомфортно.
Да, иногда это были плохие люди, которые заставляли их чувствовать себя неловко, демонстрируя грубый и отталкивающий порок, но иногда это были люди высокого нрава, которые придерживались идеалов о мужестве и служении другим, которые боролись с недостатками раздутого богатства и легкой жизни тех, чей горизонт ограничен защищенной и робкой респектабельностью.
Эти газеты, хотя и были свободны от отталкивающей вульгарности желтой прессы, были подвержены влиянию привилегированных интересов и были почти так же враждебны мужественности, как и пороку – и были гораздо более враждебны к нему, чем к типичным недостаткам богатства и утонченности. Они выступали за реформу государственной службы, они выступали за законы об авторском праве и отмену пошлин на произведения искусства, они выступали за все правильные (и даже более решительно за все неправильные) движения за международный мир и арбитраж, – не углубляясь, при этом, в социальную несправедливость и не предъявляя требований к национальной и индивидуальной мужественности.
Они выступали против или были равнодушны к усилиям по созданию армии и флота, поскольку им не было дело до национальной гордости, и, прежде всего, они выступали против любых (кроме самых слюнтяйских) попыток, какими бы разумными они ни были, изменить нашу социальную и экономическую систему таким образом, чтобы заменить идеал справедливости по отношению ко всем идеалом доброго милосердия от немногих избранных к благодарному большинству.
* * *
Некоторые из людей, лидировавших в борьбе за реформу государственной службы, заняли почетное руководящее положение в битве за эти другие и более важные реформы. Но многие из них, поборовшись ради приличия, быстро покинули ряды, когда речь пошла не о борьбе с взяточничеством мелких боссов и мелких политиков – жизненно необходимая борьба, не забывайте об этом, – а о борьбе с укрепившимися силами привилегий, борьбе за обеспечение справедливости.
Одна из причин, по которой босс так часто сохраняет свою власть, особенно на муниципальном уровне, заключается или, по крайней мере, заключалась в прошлом, в том, что многие из людей, которые называют себя реформаторами, были слепы к необходимости работать по-человечески для улучшения общества и экономики. Такие слова, как «босс» и «машина», теперь подразумевают зло, но как значение, которое несут эти слова, так и определение самих слов несколько расплывчаты. Лидер необходим; но его оппоненты всегда называют его боссом. Организация необходима, но оппозиция всегда называют ее машиной.
Тем не менее, существует реальное и глубокое различие между лидером и боссом, между организациями и машинами. Политический лидер, который открыто борется за принципы и сохраняет свою руководящую позицию, будоража совесть и взывая к интеллекту своих последователей, чтобы они доверяли ему и следовали за ним, потому что при нем они могут добиться больших результатов, чем при ком-либо другом, выполняет работу, которая необходима в демократии.
С другой стороны, босс – это человек, который добивается своей власти тайными и, как правило, коррумпированными средствами. Некоторые из худших и самых
