Америка выходит на мировую арену. Воспоминания президента - Теодор Рузвельт
Опять же, в какой-то период я начал верить, что у меня есть будущее, и что мне следует быть очень дальновидным и тщательно анализировать последствия каждого своего действия. Это быстро сделало меня бесполезным для общества и объектом отвращения к самому себе; и тогда я решил, что постараюсь действовать так, как будто каждый пост, который я занимаю, будет последним, и просто буду стараться выполнять свою работу как можно лучше, пока занимаю этот пост. Я обнаружил, что для меня лично это был единственный способ, которым я мог либо наслаждаться жизнью, либо оказывать хорошую услугу стране, и я никогда впоследствии не отклонялся от этого плана.
Когда я пришел в политику, там было, – как было и до того, и как всегда будет после – сколько угодно плохих людей, которые были очень эффективными, и сколько угодно хороших людей, которые хотели бы делать высокие вещи в политике, но которые были совершенно неэффективны. Если я хотел чего-то добиться для страны, я должен был сочетать порядочность и эффективность, быть прагматиком с высокими идеалами, который делал все возможное, чтобы воплотить эти идеалы в реальную практику. Это был мой идеал, и в меру своих возможностей я стремился соответствовать ему.
Не всегда было легко придерживаться золотой середины, особенно оказываясь между коррумпированными и беспринципными демагогами и коррумпированными и беспринципными реакционерами. Мы старались уравновесить их, старались стоять за правое дело, хотя другие его сторонники были кем угодно, только не праведниками. Мы пытались покончить со злоупотреблениями собственностью, даже несмотря на то, что добропорядочные люди, владеющие собственностью, были введены в заблуждение, поддерживая эти злоупотребления. Мы отказывались санкционировать незаконные посягательства на собственность, даже зная, что защитники собственности сами были вовлечены в порочные и коррумпированные деяния.
В этих вопросах я не отставал от остальных моих друзей; более того, я был впереди них, поскольку ни один серьезный лидер в политической жизни тогда не понимал первостепенной необходимости решения этих вопросов. Одна частичная причина – не извинение или оправдание, а частичная причина – того, что я медленно приходил к пониманию важности действий в этих вопросах, была коррумпированность и отталкивающая сущность многих из тех, кто выступал за популистские реформы, их неискренность и глупость многого из того, что они защищали. В то же время я не испытывал ни симпатии, ни восхищения к человеку, который был просто денежным королем, и я не считал, что «денежное прикосновение», в отрыве от других качеств, дает человеку право на уважение или внимание.
Как говорилось выше, мы не раз вступали в бескомпромиссную борьбу против самых выдающихся и влиятельных финансовых кругов того времени. Но в большинстве битв мы сражались за честность, прозрачность и порядочность, и чаще мы сражались против коррупции, выраженной выражение в демагогии, чем против коррупции, которая защищала привилегии. По сути, наша борьба была частью вечной войны против агрессивных сил, и нас ни на йоту не волновало, на каком уровне находятся эти силы.
Разыгрывать из себя демагога в корыстных целях – смертный грех перед народом при демократии, точно так же, как носить для этого маску царедворца – смертный грех перед народом при других формах правления. Человек, который долго остается в нашей американской политической жизни, если в его душе есть великодушное желание эффективно служить великим целям, неизбежно начинает рассматривать себя просто как один из многих инструментов, предназначенных для торжества этих целей и всякий раз, когда один из инструментов исчерпывает себя, он должен быть отброшен в сторону. Если такой человек мудр, он с радостью сделает это, когда придет время и необходимость, не спрашивая, что ждет его в будущем.
Пусть полубог хорошо и мужественно сыграет свою роль, а затем с удовлетворением уступит свое место, когда появится бог. Он не должен испытывать напрасных сожалений о том, что другому дано служить лучше и получать большую награду. Пусть ему будет достаточно понимания того, что он тоже служил, и что, делая свое дело, он подготовил путь для другого человека, который может делать это же дело лучше.
Теория политических трофеев
Весной 1889 года президент Гаррисон назначил меня в комиссию по гражданской службе. В течение почти пяти лет я был не очень активен в политической жизни, хотя и выполнял некоторую рутинную работу в организации и выступал с предвыборными речами, а в 1886 году безуспешно баллотировался на пост мэра Нью-Йорка против Абрама С. Хьюитта, демократа, и Генри Джорджа, независимого.
Я шесть лет занимал свою должность в комиссии гражданской службы – четыре года при президенте Гаррисоне, а затем два года при президенте Кливленде. Оба президента относились ко мне с величайшим вниманием. Среди моих коллег-комиссаров в разное время были бывший губернатор Южной Каролины Хью Томпсон и Джон Р. Проктор из Кентукки. Они были демократами и бывшими солдатами Конфедерации. Я глубоко привязался к обоим, и мы стояли плечом к плечу в каждом мероприятии, в котором Комиссия была вынуждена принимать участие.
Реформа государственной службы имела две стороны. Это были, во-первых, усилия по обеспечению более эффективного управления государственной службой, и, во-вторых, еще более важные усилия по выводу административных органов правительства из сферы политики, чтобы тем самым убрать из американской политической жизни источник коррупции и деградации.
Теория политических трофеев заключается в том, что государственные должности – это такая большая добыча, которую победившая политическая партия имеет право использовать для своих сторонников.
В рамках этой системы работа правительства часто велась хорошо даже в те дни, когда реформа государственной службы была всего лишь экспериментом, потому что человек, управляющий ведомством – если, конечно, он сам наделен способностями и дальновидностью – знал, что неэффективность в управлении в конечном итоге падет на его голову, и поэтому настаивал на том, чтобы большинство его подчиненных выполняли хорошую работу, – более того, люди, назначенные в соответствии с системой трофеев, обязательно были людьми определенной инициативы и силы, потому что те, кому не хватало этих качеств, не могли занять пост.
Тем не менее, было много вопиющих случаев, когда могущественный шеф дарил должность другу, стороннику или родственнику. Более того, неизбежно случайный характер работы, необходимость получения и удержания должности по службе, совершенно не связанной с официальными обязанностями, неизбежно приводили к снижению уровня общественной морали, как среди должностных лиц, так и среди политиков, которые несли
