Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий
К ночи с 17 на 18 июня разразилась жесточайшая гроза и всю ночь, не переставая, лил проливной дождь. Он, по словам Д. Чандлера, «промочил до костей всех, кроме немногих счастливчиков, которые ухитрились приютиться на ферме и в домах»[1704]. Это касалось и французов, и англичан. Но англичане уже заняли оборонительные позиции, готовые к битве, а французам предстояло их атаковать в условиях, когда почва превратилась в болото и развернуть артиллерию (да и кавалерию тоже) для быстрого манёвра было практически невозможно. Послушаем Виктора Гюго: «Наполеон имел обыкновение сосредоточивать в своих руках всю артиллерию, целясь, словно из пистолета, то в одно, то в другое место поля битвы; и теперь он поджидал, когда батареи, поставленные на колёса, смогут быстро и свободно передвигаться»[1705]. Пришлось ждать, пока просохнет хоть мало-мальски земля. Ждать пришлось для той ситуации, когда решалась судьба трёх армий и, возможно, всей кампании, слишком долго: вместо 6 часов утра, запланированных накануне для начала битвы, Наполеон вынужден был перенести его на 9, а затем и на 11 часов.
Теперь (цитирую Гюго) «представьте себе, что земля была бы суха, артиллерия подошла бы вовремя и битва могла бы начаться в шесть утра. Она была бы закончена к двум часам дня, то есть за три часа до прибытия пруссаков»[1706]. При таком раскладе времени (без дождя) Наполеон «должен был обязательно победить» Веллингтона, прежде чем появился бы Блюхер, а затем и Блюхера, которого, не забудем, преследовал Груши; в таком заключении сошлись и самый выдающийся из английских специалистов по истории наполеоновских войн Дэвид Чандлер, и самый авторитетный в мире наполеоновед, президент Института Наполеона француз Жан Тюлар[1707]. Гюго сделал даже слишком далеко идущий вывод: «…если бы в ночь с 17 на 18 июня 1815 г. не шёл дождь, будущее Европы было бы иным»[1708]. Прогнозировать столь категорически будущее Европы у нас нет достаточных оснований: даже если бы седьмая коалиция проиграла битву у Ватерлоо, лишилась бы армий Веллингтона и Блюхера и распалась, феодальные монархи могли бы создать ещё и восьмую, и (если бы потребовалось) девятую коалицию и, скорее всего, сохранили бы за Европой её роялистское будущее.
Итак, начало битвы при Ватерлоо Наполеон перенёс на 11 часов. В 10 часов он провёл у Бель-Альянса смотр войскам, готовым к бою. То был последний армейский смотр в жизни Наполеона, и он оставил как у рядовых солдат, так и у самого императора неизгладимое впечатление. Когда Наполеон в своём неизменно зелёном мундире, который давно уже стал легендарным, предстал перед стройными рядами солдат, офицеров и генералов верхом на красивой белой лошади по кличке «Дезире» (наверное, обидной для Дезире Клари и Бернадота), войска встретили его с восторгом просто сумасшедшим, иначе не скажешь. Стефан Цвейг так писал об этом со слов очевидцев: «Исступлённо гремят барабаны, неистово-радостно встречают императора трубы, но весь этот фейерверк звуков покрывает раскатистый, дружный, ликующий крик семидесятитысячной армии: «Vive l'Empereur!» Ни один парад за все пятнадцать лет правления Наполеона не был величественнее и торжественнее этого — последнего — смотра»[1709].
С таким настроением прямо со смотра войска Наполеона пошли в бой. Когда грянул мощный залп французских орудий как сигнал к началу битвы при Ватерлоо, часы показывали 11.35.
Ватерлоо! Утром ещё безвестное селеньице неподалёку от столицы Бельгии к вечеру уже стало одним из самых знаменитых мест всемирной истории, ибо здесь закончился беспримерный полководческий путь Наполеона.
Свой план битвы Наполеон строил на том, чтобы прорвать центр обороны Веллингтона, ворваться в образовавшуюся брешь и оттуда громить оба неприятельских фланга. С целью заранее ослабить центр противника, отвлечь его внимание и силы от направления главного удара император запланировал в качестве отвлекающего манёвра атаку на правый фланг английской позиции против замка Угумон.
Сражение началось именно с этой атаки. На штурм Угумона пошла одна из четырёх пехотных дивизий корпуса О.Ш. Рейля, а возглавил её Жером Бонапарт, загоревшийся желанием доказать брату-императору свою воинскую состоятельность и тем самым искупить грехи 1812 г. «Поэтому, — иронизирует над ним Д. Вильпен, — с не свойственным ему смирением он согласился участвовать в войне как простой дивизионный генерал»[1710]. Взять Угумон Жером не сумел, но это, в принципе, и не требовалось. Важно было оттянуть туда из центра часть сил Веллингтона, что и удалось, — правда, менее, чем хотелось бы.
Тем временем, пока Наполеон готовил удар по центру позиции Веллингтона, один из полков корпуса Друэ д'Эрлона после ряда атак приступом взял опорный пункт левого фланга англичан ферму Ге-Сент. Главные ворота фермы взломал топором под огнём противника французский геркулес лейтенант Вьё (воспитанник Политехнической школы), — впоследствии он дослужился до полковника и погиб в 1836 г. в Алжире[1711].
Теперь, пошатнув оба фланга Веллингтона, перед тем как атаковать его центр, Наполеон, обеспокоенный отсутствием вестей от Груши, осведомился у Сульта, сколько гонцов тот послал к новоявленному маршалу. Сульт ответил: «Одного». «Милостивый государь! — воскликнул Наполеон с негодованием. — Бертье послал бы сто гонцов!»[1712] В 13 часов 30 мин. Сульт отправил второго гонца с приказом Груши спешить к полю битвы при Ватерлоо, но этот приказ Груши получит лишь в 17.30[1713].
А в 13.30 маршал Ней повёл корпус Друэ д'Эрлона в лобовую атаку на плато Мон-Сен-Жан в самом центре британской позиции[1714]. Четыре эскадрона кирасиров ворвались по крутому откосу на плато и обратили в бегство нидерландскую бригаду графа ван Биландта, которая первой приняла на себя их удар. Вслед за кирасирами на гребень плато уже поднимались и пехотные полки д'Эрлона. В этот критический момент на помощь защитникам плато подоспели полки тяжёлой кавалерии генерал-майора сэра Уильяма Понсонби.
Бригаду драгунов генерала Понсонби в армии Веллингтона называли Союзной бригадой, поскольку три её полка как бы символизировали единство Англии, Шотландии
