Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий
Маршал Сульт, которому Наполеон поручил возглавить Генеральный штаб, не пользовался доверием солдатской массы. Ведь никто не забывал о том, что он служил Людовику XVIII как военный министр. К тому же Сульт никогда не имел никакого отношения к работе Генерального штаба, бывшего в монопольном ведении Бертье. «В отличие от Бертье, — характеризует Сульта Д. Вильпен, — его приказам часто не хватало точности <…>. В тех случаях, когда Бертье, подстраховываясь, отправлял по семь-десять копий с разными гонцами, новый начальник штаба чаще всего довольствовался одним курьером. Но случайности войны приводят к тому, что одного всадника могут взять в плен, убить, ранить, он может заблудиться в пути»[1678]. Эта, можно сказать, «фамильная» слабость Сульта, как мы увидим, станет роковой в битве при Ватерлоо. Дэвид Чандлер, возможно, прав, полагая, что «маршал Сюше был бы гораздо лучшим начальником штаба, чем Сульт»[1679], но, с другой стороны, Наполеон, конечно же, знал, что именно Сюше лучше, чем кто-либо, сможет защитить Лион от испанских, португальских, пьемонтских, неаполитанских войск.
Кстати, о маршалах. Да, их осталось в строю у Наполеона только семеро. Но зато и в Северной (главным образом), и в Альпийской армии у Сюше командовали отдельными корпусами очень талантливые генералы, из которых шестеро тоже станут в будущем, уже после смерти Наполеона, маршалами: Жерар, Мутон, Друэ д'Эрлон, Рейль, а также Г. Молитор и Б. Клозель[1680].
Боевой дух Северной армии, равно как и эффективность её действий определялись различными факторами, но решающим был харизматический авторитет, в буквальном смысле культ личности Наполеона. Вот как пишет об этом Доминик Вильпен: «Магия его личности подчиняет себе всю армию. Солдаты, ничего не понимающие в стратегии, с изумлением смотрят на сверхчеловека, часами склоняющегося над картами, тучами рассылающего эстафеты и при этом диктующего письма, всевидящего, всезнающего и догадывающегося обо всём. Они боготворят его. Он — голова, они — ноги»[1681]. Е.В. Тарле отмечал, что в те дни «английские лазутчики не могли прийти в себя от удивления и доносили Веллингтону: «Обожание Наполеона в армии дошло до размеров умопомешательства». С этими свидетельствами согласуются и показания других иностранных соглядатаев, присматривавшихся к настроениям во Франции»[1682].
Здесь же Евгений Викторович обратил внимание на такую подробность: «Ни Веллингтон, ни его шпионы не разглядели в настроениях французских солдат ещё и другой черты, которой не было до сих пор в наполеоновских армиях, — это подозрительности и недоверия солдат к генералам и маршалам. Солдаты помнили, что маршалы в 1814 г. изменяли императору. Слепо веря Наполеону, они хотели, чтобы он поступил с «изменниками» так же, как в своё время Конвент поступал с подозрительными генералами. Гильотина для изменников в генеральских галунах!»[1683] Наполеон на это не шёл, но само его присутствие уже внушало солдатам уверенность в том, что генералы и маршалы под личным присмотром «всевидящего, всезнающего и догадывающегося обо всём» императора не посмеют унизить себя до измены.
Виктор Гюго, скрупулёзно, как исследователь проанализировав кампанию 1815 г. (и, кстати, глубоко вникнув в подробности битвы при Ватерлоо), верно подметил, что наполеоновский план кампании «был, по общему мнению, образцовым»[1684]. Наполеон исходил из того, что ближайшие две из семи коалиционных армий — Веллингтона и Блюхера — удалены друг от друга на 56 км и растянуты по фронту в 170 км. Он решил вклиниться между Веллингтоном и Блюхером, разбить их порознь, сбросив англичан в море, а пруссаков в Рейн, и затем, подтянув резервы, сразиться с армиями Барклая де Толли и Шварценберга. Успешному выполнению этого плана не помешала даже измена генерала (ещё одного будущего маршала Франции) Бурмона, болезненно воспринятая в армии как удар ножом в спину[1685].
Луи Огюст Бурмон, бывший шуан и один из вождей роялистского мятежа в Вандее, причастный к попытке убить Наполеона с помощью «адской машины» 24 декабря 1800 г., был помилован Наполеоном и в 1813 г. получил от него генеральский чин. В марте 1815 г. Бурмон был помощником М. Нея, когда тот вызвался доставить Наполеона «в железной клетке» Людовику XVIII, а во время «Ста дней» по ходатайству того же Нея занял должность командующего пехотной дивизией в корпусе Э.М. Жерара. На рассвете 15 июня Бурмон оставил свою дивизию и с пятью офицерами штаба, посвящёнными в его затею, бежал к пруссакам. Там он выдал неприятелю всё, что знал (оказалось, немногое) о возможных планах Наполеона и точные данные о численности Северной армии. Фельдмаршал Блюхер, естественно, обрадовался предательству Бурмона, но принять самого предателя отказался и даже «велел передать ему, что считает его «собачьими отбросами»»[1686].
Ни Блюхер, ни Веллингтон не смогли (или не успели) извлечь из предательской информации Бурмона какую-то пользу для себя. Наполеон в течение дня 15 июня рядом ложных манёвров сбил с толку союзное командование, вышел со всеми своими силами в разрез между Блюхером и Веллингтоном и 16 июня ударил их обоих: Ней с двумя корпусами (Друэ д'Эрлона и Рейля) численностью в 20 тыс. человек должен был взять занятую 7-тысячным авангардом британцев д. Катр-Бра на линии связи войск Блюхера и Веллингтона, а Наполеон во главе 68 тыс. при Линьи атаковал 84-тысячную армию Блюхера. Когда сражение при Линьи было в разгаре, император отправил Нею приказ, согласованный с ним заранее: спешить к Линьи, чтобы «обойти Блюхера справа и со всего размаха ударить ему в тыл»[1687]. Однако Ней потерял полдня у Катр-Бра впустую и не успел вовремя прибыть к Линьи, сорвав тем самым расчёт Наполеона на уничтожение армии Блюхера.
Битву при Линьи Наполеон выиграл[1688]. Прусская армия была разгромлена и обратилась в бегство. Сам Блюхер, которому шёл уже 73-й год, был сбит с лошади, как и годом ранее под Бриенном, и едва не затоптан французскими кирасирами. «Графу фон Ностицу и прусским
