Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий
3. Ватерлоо
Прощальный обед Наполеона с «мамой Летицией», братьями и Гортензией затянулся до позднего вечера 11 июня, а ранним утром 12-го император, оставив старшего брата Жозефа председательствовать на время своего отсутствия в Совете министров и взяв с собой младшего из братьев Жерома, помчался с гвардейским эскортом к войскам Северной армии. К вечеру 13 июня он прибыл в Бомон, где застал свою армию в боевой готовности.
О чём думал Наполеон по пути из Парижа к Бомону? Должно быть, прежде всего о том, что никогда ещё феодальные коалиции не навязывали ему войну с такой непримиримостью, агрессией и мощью, хотя оснований для этого у седьмой коалиции было меньше, чем у любой из предыдущих шести. «До 1814 г., — справедливо отмечают Мишель Франчески и Бен Вейдер, — европейские монархи пытались оправдать свою враждебность к Франции якобы её территориальной экспансией. В 1815 г. этот предлог рассыпается в прах. Франция вернулась в свои пределы и торжественно заявляет голосом своего императора о желании жить в мире со всеми соседями. Выбор своего политического строя касается только её. Готовящийся крестовый поход, цель которого — новая реставрация Бурбонов, является чудовищным вмешательством во внутренние дела Франции; так считает даже парламентская оппозиция в Англии»[1669].
Действительно, левые парламентарии и независимая пресса, вроде газеты «Morning Chronicle», выступали в те дни с такими заявлениями: «Бонапарт принят во Франции как освободитель. Бурбоны потеряли трон по своей собственной вине. Было бы чудовищно воевать с нацией, чтобы навязать ей правление, которого она не хочет». И ещё: «Английские патриоты считают, что государи континента объединяются не так против Бонапарта, как против духа свободы»[1670].
В чём же дело? Чем объяснялась сугубая, неистовая агрессивность седьмой коалиции? На этот вопрос исчерпывающе ответил Е.В. Тарле: «Кроме ненависти к завоевателю, кроме ужаса перед страшным полководцем и вечным победителем, теперь на Александра, Франца, Фридриха Вильгельма, лорда Каслри <…> — на всю эту реакционную правящую верхушку Европы действовала ещё и тревога по поводу новых «либеральных» замашек вернувшегося Наполеона. Красный платок, которым обматывал себе голову Марат, был для европейских правителей более страшен, чем императорский золотой венец Наполеона. В 1815 г. им показалось, что Наполеон собирается именно «воскресить Марата» для общей борьбы <…>. И это ещё более усилило и без того непримиримую их вражду к завоевателю»[1671].
Наполеон всё это знал, хотя и не собирался «воскрешать Марата». Но в его реакции на агрессию в седьмой раз ополчившихся против него глав европейских монархий важным был и личный мотив: он возненавидел их всех и каждого из них за то, что они отняли у него жену и сына.
Тотчас по прибытии к Северной армии Наполеон сориентировался в военно-политической обстановке, точнее, в деталях её, поскольку обстановка в целом была уже изучена им досконально. По совокупности агентурных данных император выяснил, что войска седьмой коалиции идут походом на Францию тремя главными линиями плюс три вспомогательные[1672]. Первую линию на территории Бельгии к тому времени составили две армии — Нидерландская фельдмаршала герцога А.У. Веллингтона в районе Брюсселя численностью (по разным данным) от 93 до 110.5 тыс. англичан, ганноверцев, брауншвейгцев, голландцев, бельгийцев при 220 орудиях, не считая ещё 17 тыс. в отдельных гарнизонах, и Нижне-Рейнская армия фельдмаршала князя Г.Л. Блюхера — юго-восточнее, у Намюра: 117 тыс. пруссаков и 296 орудий. Блюхеру, кроме того, был подчинён отдельный 25-тысячный корпус генерала графа Ф.Г. Клейста в Западной Германии. Во второй линии, от Среднего Рейна, наступала русская армия фельдмаршала князя М.Б. Барклая де Толли (150 тыс. человек) и в третьей линии, на Верхнем Рейне, — армия австрийского фельдмаршала князя К.Ф. Шварценберга (210 тыс. австрийцев, баварцев, вюртембержцев и гессенцев). Ещё по трём линиям изготовились к вторжению во Францию пьемонтская армия генерала князя И.М.Ф. Фримона (50 тыс. человек), «армия Неаполя» во главе с победителем Мюрата при Толентино фельдмаршала герцога В.Ф. Бьянки (40 тыс. человек), а также развёрнутая у французской границы в Пиренеях 80-тысячная испано-португальская армия.
Таким образом, шесть союзных армий общей численностью без малого 800 тыс. человек (а к ним на соединение шла ещё седьмая, шведская, армия) шли на Францию отовсюду. План союзников был бесхитростен: окружить и задавить воинство Наполеона своим громадным численным превосходством. Ведь разведка союзного командования определяла численность Северной армии не более чем в 150 тыс. человек. В действительности, по данным различных источников, Северная армия насчитывала и того меньше — от 113 до 128 тыс. бойцов и от 344 до 366 орудий[1673]. Вся армия была разделена на пять армейских корпусов, которыми командовали генералы Ж.Б. Друэ д'Эрлон, О.Ш. Рейль, Д.Ж. Вандам, Э.М. Жерар и Ж. Мутон (все пятеро — графы!), кавалерийский резерв под командованием маршала и графа Э.Р. Груши и корпус Императорской гвардии численностью в 19.909 человек во главе с генералом графом А. Друо[1674].
На боевые качества солдат и офицеров Северной армии (особенно её гвардейских частей) Наполеон вполне мог положиться, а вот высшие командные кадры на этот раз ещё более, чем в кампании 1814 г., удовлетворить его не могли. Дело не только в том, что он смог взять с собою в поход всего лишь трёх маршалов, включая «новичка» Груши. Главное, император вынужден был заменить на посту начальника Генерального штаба незаменимого до тех пор Бертье. Но первый и
