Флэпперы. Роковые женщины ревущих 1920-х - Джудит Макрелл
Тамаре страшно не хватало общества интересных людей; она нуждалась в общении с молодежью, которая ее вдохновляла. Друзья замечали, как с возрастом в ней накапливалась фрустрация, энергия, не находившая выхода; хотя она продолжала работать, ей это будто бы не помогало. Тамару также преследовал страх смерти. Она потеряла двух самых близких людей: в 1945 году во Франции не стало Мальвины, а в 1951 году в Польше умер Тадеуш, болевший раком. В 1961 году от сердечного приступа неожиданно скончался Рауль.
Их многолетний брак был образцом цивилизованной договоренности. Оба заводили любовников, ужинали в разное время и даже жили в разных зданиях. Если Тамара рисовала по десять часов в день, Рауль, в отличие от Тадеуша, не жаловался, что она не обращает на него внимания. И все же они питали друг к другу глубокие чувства, и после смерти Рауля Тамара не только унаследовала огромное состояние, но и ощутила сильнейшее одиночество и уязвимость. К 1963 году она поняла, что больше не может жить одна, и переехала в Хьюстон поближе к Кизетте: та жила там с мужем Гарольдом Фоксхоллом, техасским геологом, и двумя дочерями – Викторией Энн (Тамара называла ее Путти) и Кристи (по прозвищу Чача).
Однако Кизетта была не рада этому переезду: их с Тамарой отношения оставались напряженными и конфликтными. Хотя во время войны, когда дочь оставалась в Париже, Тамара не находила себе места от тревоги и подключила все свои связи, чтобы безопасно переправить Кизетту в США, когда та все-таки приехала, она почти никак ей не помогала. Всецело поглощенная попытками молодиться среди своих новых знакомых из Беверли-Хиллз, Тамара редко вспоминала о существовании дочери. По правде говоря, она разочаровалась в Кизетте. Та закончила Оксфорд, была умной и хорошенькой, но Тамара считала, что дочь лишена каких-либо выдающихся талантов, а ее жизненный выбор – мещанское существование с Гарольдом – поставил дочь в ряд людей, которых Тамара всегда презирала.
Даже теперь, переехав ближе к Кизетте по собственному желанию, Тамара постоянно была ею недовольна и вмешивалась в ее жизнь. Раз Кизетта уже стала посредственностью и ее не спасти, считала она, можно по крайней мере сделать что-то для внучек. Она страшно баловала Путти и Чачу, не желая слышать никаких возражений; покупала им красивые наряды и даже как-то повезла в Париж посмотреть на новых звезд – группу «Битлз». В такой же повелительной манере пыталась взять на себя образование и воспитание девочек, тщательно следила за их школьными оценками, критиковала внешность и даже их приятелей. На одной фотографии 1963 года Тамара держит внучку за подбородок; возможно, это ласковый жест, но больше похоже, будто она строго и критично оценивает девочку.
Женщинам, подобным Тамаре, добившимся небывалого успеха и живших в примечательное время, можно простить нетерпимость в бытовых вопросах. Диана Купер воспитывала сына Джона Джулиуса в соответствии со строжайшими стандартами; Жозефина предъявляла непомерные требования своему «радужному племени». Но Кизетте и ее дочкам казалось, что потребность Тамары в контроле приобретала патологический характер. Когда Путти обручилась, Тамара устроила истерику, потому что жених попросил руки внучки у Гарольда, а не у нее. Она твердила, что дала Кизетте с Гарольдом столько денег, что имеет право считаться главой семьи.
Ее поведение казалось перегибом не только родственникам. Весь Хьюстон придерживался того же мнения. Ее европейский снобизм и старомодная тяга к роскоши – а Тамаре исполнилось почти семьдесят лет – казались диким анахронизмом в типичном американском городе. Она смачно материлась, зубы покрылись никотиновыми пятнами; в Хьюстоне к такому относились неодобрительно, и мнение хьюстонского общества подтвердилось, когда ее пригласили на вечеринку во французское консульство, где гости из Парижа публично высказали нежелание с ней общаться. Несколько женщин примерно ее возраста даже смутились, увидев ее. Пробормотав: «Что ты здесь делаешь, Тамара?», они картинно развернулись и ушли. Позже Тамара сказала жене консула – одной из немногих ее подруг в городе, – что эти парижанки, видимо, так и не простили ей «непристойного поведения», из-за которого в 1920-е за ней тянулась скандальная слава.
Хотя Тамара регулярно ездила в Европу, ее круг общения теперь находился в Хьюстоне, «этом нецивилизованном месте», как она его называла. Тут же она пыталась вести профессиональную деятельность. В начале 1970-х о ней снова вспомнили в мире искусства. В это время возродился интерес к искусству и стилю эпохи ар-деко; французский историк и коллекционер Ален Блондель увидел старые картины Тамары и счел их удивительной находкой. В 1972 году он устроил ей персональную выставку в своей «Галери дю Люксембург» в Париже; в экспозицию вошли сорок восемь полотен, написанных с 1925 по 1935 год. И хотя не все отзывы критиков были положительными, большинство хвалили качество ее работ и удивлялись, почему о них так долго никто не вспоминал.
Интерес стал расти как снежный ком, и в 1975 году Тамаре отвели одно из центральных мест на масштабной выставке в рамках мероприятий, приуроченных к Международному году женщин. Два года спустя о ее жизни и творчестве выпустили роскошную новую книгу под редакцией Франко Риччи. Правда, Тамара пришла в ярость, узнав, что Риччи включил в книгу переписку с поэтом Д’Аннунцио в период их странных отношений в середине 1920-х годов, а также выдержки из непристойного дневника, который вела домработница Д’Аннунцио Элис. Но несмотря на всякого рода сплетни, просочившиеся в прессу, мода на картины Тамары вернулась.
Двадцатые годы теперь представляли золотым веком гламура и роскошной жизни: в одежде, дизайне интерьеров и музыке наблюдался ностальгический возврат к джазовому веку, а картины Тамары служили хорошим референсом. В 1976 году в Музее Виктории и Альберта прошла выставка моды начала двадцатого века; картины Тамары занимали центральное место в этой экспозиции. Два года спустя вышло переиздание «Контрапункта» Хаксли в мягкой обложке, и для обложки использовали ее картину «Автопортрет». (Прототипом одной из героинь романа – Люси Тэнтамаунт – послужила Нэнси Кунард.) Много лет репутация Тамары страдала из-за слишком тесной ассоциации с 1920-ми; теперь ее работы стали считать сокровищем этого периода, а
