Воспоминания самарского анархиста - Сергей Николаевич Чекин
Минклевич и Сушко сумели [так] войти в доверие к лагерному начальству, что оно поставило их бригадирами, имея примерно по сто заключенных в бригаде. Большинство на особорежимной пятнадцатой колонне имели срок заключения от десяти до двадцати лет.
Во время работы на трассе железнодорожного полотна бригады Минклевича и Сушко внезапно напали на четырех конвоиров, обезоружили, связали и оставили в тундре вблизи железнодорожного полотна. Переодевшись в одежду конвоиров, Минклевич, Сушко и еще двое заключенных повели бригады к зоне колонны. Часовые с вышек зоны видели, что с работы возвращаются заключенные под конвоем, не подозревая, что конвоиры — переодетые заключенные.
Одна бригада, подойдя к вахте колонны, где дежурило два надзирателя, быстро их захватила и связала, а вторая бригада под руководством Минклевича быстро добежала до казармы взвода, разбила дверь, застрелила дневального, захватила двадцать автоматов, что находились в пирамидах, из склада взяла пятнадцать пистолетов, тридцать гранат, захватила военного обмундирования пятьдесят комплектов. Обе восставшие бригады разоружили часовых с пяти вышек зоны, а другие [охранники] разбежались по тайге в начале восстания.
Все восставшие открыли в зоне колонны митинг. Выступили Минклевич, Сушко и другие. Все они призывали с оружием в руках бороться с сталинским диктаторским режимом и бесчеловечным издевательством в концлагерях над ни в чем не повинными заключенными, [говорили,] что Сталин и его опричники, марксиды, превратили всю страну в полицейское государство. «Мы, — говорили Минклевич и Сушко, — сейчас же пойдем освобождать заключенных на ближайших концлагерных колоннах, обезоруживать охрану, а также начнем освобождать концлагеря каторжан в Воркуте, где их сотни тысяч. А в случае неудачи здесь пробьемся к тайге и там легко сможем доехать до России.
Товарищи! Почти никто из нас из заключения живыми не вернется, работая в голоде и холоде годами десять, пятнадцать и двадцать лет, так лучше погибнуть в борьбе, чем в рабстве царя марксидов Сталина. Кто желает идти с нами, восставшими, отойдите направо, а кто не желает, разойдитесь по баракам».
Около трехсот человек присоединились к восставшим, их тут [же] Минклевич разбил на три роты, назначил из бывших военных командиров, командование отрядом общим решением поручили Минклевичу, а его заместителем [избрали] Сушко.
Забрав со склада колонны продовольствие и обмундирование, отряд выступил в тундру освобождать другие колонны, с пением «Интернационала», «Смело, товарищи, в ногу»[272] и других песен свободы. Больше сотни заключенных шли с оружием: кто с автоматом, кто с револьвером, кто с гранатой, а другие без вооружения, в надежде добыть оружие в борьбе.
***Как только стало известно о восстании в Хановее, Воркуте и Абезе — штабе Печорлага, в тот же день приехали карательные отряды из Воркуты, Абезя, и были мобилизованы все местные силы служащих отделений лагерей. Вооруженные автоматами, пулеметами, гранатами и десятками овчарок, эти карательные отряды окружали район восстания и медленно начали сжимать кольцо окружения восставших.
В июне в тундре растаивает снег, по ложбинам и в ямках стоит еще талая вода, а земля и летом остается промерзшей, оттаивая сверху на тридцать-сорок сантиметров. Полярное солнце почти не заходит: на час-полтора зайдет за горизонт и вновь светит своим безжизненным светом, а над районом восстания день и ночь, с короткими перерывами, летает самолет-разведчик, наблюдающий за движением восставших. Почти круглосуточный световой день явно был не на пользу, а во вред восставшим, чем темная осенняя длинная ночь, а самолет-разведчик следил за движением восставших, сообщая карателям место их нахождения.
Отряд восставших направился на освобождение двенадцатой колонны, что в шести километрах от особорежимной. Минклевич и Сушко рассчитывали с ходу захватить охрану колонны, но к тому времени колонну уже охраняли и части карателей. Начался бой, плохо вооруженные восставшие отступили, потеряв десять убитых и тридцать раненых.
Отряд восставших направился к Воркутинской каторжной колонне, где в зоне лагеря находилось четыре тысячи каторжан, но на подходе к ним их так же встретили сильным автоматным и пулеметным огнем опередившие каратели. Тогда Минклевич и Сушко отступили к балластному карьеру. Здесь Минклевич и Сушко собрали всех восставших на митинг. Они говорили: «Товарищи! Кругом нас карательные отряды, но мы призываем вас к борьбе за лучшую долю жизни, за свободу, равенство и братство, за экономическое и политическое равноправие, за ликвидацию полицейского государства, для нас и народа нет другого выхода, как следовать великим заветам „Интернационала“:
Добьемся мы освобожденья
Своею собственной рукой!
Товарищи! Самолет-разведчик следит за нашими продвижениями и лишает нас возможности производить внезапные нападения на охрану концлагерных колонн. Нас каратели окружают. Выход у нас один: лобовым ударом прорваться через окружение к тайге, где не страшны будут каратели. Другого выхода нам нет, а сдаться на милость карателей — это самим себе вынести смертный приговор, что вы сами хорошо знаете.
Итак, товарищи, смело в бой за свободу, равенство и братство, за Советскую власть без диктатуры марксидов, за власть народную, за жизнь и свободу. Умрем или победим!»
Все восставшие понимали безвыходность своего положения, но решили умереть стоя, в бою, чем на коленях в концлагере. Тем временем каратели все больше и больше сужали кольцо окружения. Они все ближе и ближе подходили к карьеру, где укрылись восставшие; их цепи подошли на сто метров. Каратели кричали: «Сдавайтесь!» Но восставшие в ответ запели: «Вставай, проклятьем заклейменный…» Далеко разнеслись по тайге слова «Интернационала», и под гимн «Интернационал» начался бой между карателями и восставшими; с той и с другой стороны появились убитые и раненые. Минклевич разделил отряд на две части, одна вела бой, а другая пошла в лобовую атаку на прорыв, но сильный автоматный и пулеметный огонь карателей остановил наступление. Тогда Минклевич повернул отряд вправо, потом
