Воспоминания самарского анархиста - Сергей Николаевич Чекин
Ничто нас не интересовало по питанию, одежде и жилью: мы счастливы были учением и посещением анархического клуба, где получали общее и политическое развитие на лекциях и докладах, особенно на лекциях Николая Рогдаева, проработавшего почти двадцать лет в эмиграции за границей в европейских революционных партиях, а также и Владимира Поссе, лично знакомого по эмиграции с семьей Владимира Ленина. Оба они были анархо-коммунистами.
Питались мы в плохой студенческой столовой и тем, что нам с Васей Милоховым привозили из дома — по мешку мороженого хлеба, кружка мороженого молока, а иногда и мяса. Четырехлетняя мировая бойня и Гражданская война разрушили экономику страны, а потому учащиеся жили и питались кто как мог, а больше впроголодь, но это мало кого беспокоило в то время: стремление к ученью и преобразованию общества на новый социалистический лад захватило нас целиком и полностью. Кроме ежедневных посещений лекций в медфаке и анархического клуба, часто посещали максималистов, большевиков, религиозные и антирелигиозные диспуты, реже ходили в театры.
Так, одна из лекций Поссе была посвящена личным воспоминаниям и характеристике писателей Толстого, Горького, Леонида Андреева, Чехова, Короленко и Достоевского. Помню, что о Толстом он сказал: «Это великий художник». Горький — поклонник силы, с чьей бы стороны она ни исходила, Короленко — тишь и благодать, Достоевский — первый психологический разрушитель всякого божества, Андреев — искатель правды, а Чехов не юморист, а серьезный бытописатель.
Когда совершилась Октябрьская революция, земля перешла в руки крестьян, фабрики и заводы в руки рабочих, а народная интеллигенция соединилась с рабочими и крестьянами при свободе слова, печати и собраний для всех левых революционных партий, то все охотно шли на борьбу в Гражданской войне за народную власть Советов, против всех эксплуататоров человека человеком. Но взявшая в свои руки власть Советов партия марксидов превратила Советы в свою вотчину марксидской демагогической партии, изгоняя из Советов немарксидов, инакомыслящих, и, следовательно, объявила в двадцатых годах все левое и более революционное, чем марксиды, врагами Советской власти, закрыла анархические и максималистские клубы и впервые, ранее Гитлера начала создавать концлагеря и ссылать вначале робко, а потом все смелее и жесточе. Марксиды объявили себя единственной и непорочной революционной партией и начали угнетать и порабощать всех, кто стремился к свободе, равенству и братству не по догмам и буквам марксидов.
Вот тогда-то и сбылись предостережения Рогдаева, Поссе и других: что всякая власть неизбежно превращается в деспота и тирана человека и общества, а тем более диктаторская власть, ибо у каждого человека, поставленного к власти и стоящего у власти, пробуждаются звериные инстинкты, что и происходит со всеми властями во все времена во всех государствах в той или другой степени. Марксидские власти арестовали активных анархистов, разгромили клуб, библиотеку, а нас, учеников, задержали на несколько часов, переписали и отпустили.
В девятьсот двадцатом году вышли с Васей Милоховым на зимние каникулы в Старотопное, пожить в своих семьях и запастись продуктами. Вышли из Смурова вечером после занятий. Переночевали в Семейкино на заезжей[255], а в десять часов утра пришли в Старотопное. Но и дома невесело жилось: в то время по селам и деревням разъезжали продотряды и отбирали из амбаров, кладовых, сеней хлеб под метелку, при содействии местных комитетов бедноты, двух-трех десятков людей легкой наживы, что вполне соответствовало марксидской власти, так как каждый крестьянин по их догме является собственником сторублевого хозяйства, а следовательно, и врагом. Первый продотряд конфисковывал большую часть хлеба, приезжал второй продотряд и конфисковывал оставшийся от первого продотряда хлеб, а через две-три недели приезжал третий продотряд, и до того очистили-опролетаризировали крестьян, что они начали питаться полуголодным пайком.
Когда продотрядным комиссарам крестьянин говорил: «А чем же я буду питаться с семьей?» — комиссар отвечал: «Тем хлебом, что вы напрятали в ямы». А когда уже весь хлеб отобрали, начали ходить с железными шестами-прутьями по дворам, гумнам, навозным кучам, огородам и искать спрятанный хлеб в ямах. Кой-где действительно находили, главу дома арестовывали и увозили, но в массе своей у крестьян хлеба не было — он весь был отобран комиссарами продотрядов и комитетом бедноты — прислужников марксидов, и так старательно очищали, что последнюю муку высыпали, найденную в квашне домохозяйки.
Когда я пришел на каникулы домой, то в амбаре отца оставалось два мешка хлеба на еду и семена, а в доме мать, отец, сестра и я должны жить и есть. Брат Александр находился за границей, Дмитрий в Чапаевской дивизии, Петр добровольцем в Инзенской дивизии, Василий на службе в Мелекессе. Предвидя, что продотрядцы отберут все под метелку, темной ночью запряг в сани лошадь, взял у отца ключи от амбара, насыпал два мешка хлеба, переехал по льду за селом Зигзагу и в бору в приметном месте мешки спрятал. Приехавший продотряд забрал остатки, что были еще в амбаре.
Этот продотряд уехал. Полагая, что больше продотрядов не будет приезжать в Старотопное — поехал в бор, положил оба мешка в сани, сверху наложил для дров сучьев. Подъезжаю к дому и вижу, как в дом входят два продотрядца с винтовками. Быстро открываю ворота и заезжаю на задний двор с возом хвороста, выпряг лошадь и думаю: вот сейчас начнут искать, обнаружат в санях хлеб, заберут и, чего доброго, арестуют. Но продотрядцы не стали искать в санях, и оба мешка с хлебом остались, чем сохранилась жизнь отца, матери и сестры в страшном голодном двадцать первом году.
Жители села со страхом и трепетом встречали каждое появление вооруженного продотряда, как Мамаевы орды во время монголо-татарского нашествия на Русь. Во многих волостях и уездах начались восстания, но они быстро подавлялись карательскими особого назначения отрядами марксидов. Так что к весне девятьсот двадцать первого года в селах и деревнях Среднего Поволжья ни у кого никакого хлеба не осталось. Редко у кого имелся спрятанный хлеб, и эти семьи не умерли от голода.
***В этот же приезд в Старотопное последний раз виделся со своим первоначальным учителем Павлом Большаковым на всемирное теоретическое учение анархистов-коммунистов. Через два месяца проходил через Старотопное красный кавалерийский отряд, с которым Большаков ушел
