Воспоминания самарского анархиста - Сергей Николаевич Чекин
5) Все граждане имеют полную и равную свободу слова, печати и собраний.
6) Все спорные дела решаются общим собранием граждан республики.
7) Средства на образование, медицинскую помощь и другие общественные нужды собираются от самообложения граждан.
8) Закрыть навечно кабак, как зеленого змея, отравляющего разум человеческий».
После собрания началась торжественная демонстрация по улицам села с пением революционных песен: «Вставай, подымайся рабочий народ…», «Отречемся от старого мира…», «Вихри враждебные веют над нами…». На одном флаге-плакате, на высоком шесте развевались слова «Долой царя!», на другом «Земля и воля!», а на третьем «Да здравствует Самоуправляющаяся Старотопная республика!». Многие пожилые и старые при встрече с демонстрантами снимали шапки, крестились — такова была радость свободы народной. Народ торжествовал явно и тайно, не боясь возвращения царской власти и расправы за восстание, и в душе у всех была одна радость и отдаленная тревога за республику.
По пути демонстранты досками забили кабак, написав на досках: «Смотри и кайся!» Написали на воротах и закроях[248] окон урядника: «Выехать в двадцать четыре часа из пределов республики!» Демонстранты подошли к волостному правлению. Короткий митинг и короткое решение: старшину, волостного писаря отстранить, а Казанцева Федора поставить старостой, и писарем Милохова Ивана[249]. Выступавшие Мошков, Щербаев, Андреев, Ахматов и другие продолжали:
«Граждане и товарищи! Эта первая наша демонстрация в свободной Старотопной самоуправляющейся республике закончена. Все вопросы по делам республиканского самоуправления будут решаться на общем собрании граждан в нашей школе, после занятий учеников, куда предлагается собираться по звону церковного колокола. Из Смурова сообщают приехавшие связные, что революция успешно распространяется по городам и селам России, и недалек тот день, когда восставший народ свергнет царско-помещичий гнет и вся земля станет всенародным достоянием во всей России.
Да здравствует побеждающая всенародная революция против угнетателей и поработителей трудящихся сел и городов!»
После заключительного выступления Мошкова демонстрация закончилась.
Каждый вечер далеко за полночь Мошков, Писчиков, Щербаев, Солдатов, Андреев и другие, составлявшие актив республиканского восстания, обсуждали политические и хозяйственные дела республики и выносили на утверждение общих собраний граждан. Почти все собрания посещал Терехов и его товарищи по школе посещали почти все собрания, и никто на них не обращал внимание, но глубоко в их детской душе сеялись семена свободолюбивой жизни, и действительно, через двадцать-тридцать лет из этих школьников девятьсот пятого года многие продолжили революционную борьбу отцов своих с деспотизмом и тиранией марксидского царя Иосифа Сталина и других.
На очередном собрании постановили: начать распределение из хлебных амбаров помещиков Коробова, Масленникова, Ушакова всего имеющегося там зерна, а равно скота и всего инвентаря, причем присутствующий священник Трехсвятский поддержал такое решение граждан: «Никакого греха нет в том, что вы возьмете землю и хлеб у помещиков, потому что земля и хлеб божье творение, а потому по-божьему и по-человечески имеете права на всю землю и весь хлеб».
На следующий день все нуждающиеся в хлебе граждане выехали на экспроприацию хлеба и скота помещиков Коробова и Масленникова с пением революционных песен. Народ торжествовал. Революция против угнетателей и поработителей на всю жизнь сохранилась в сердцах юных школьников, и никогда никакими тюрьмами, концлагерями не смогли убить в них свободу за хлеб и мысли будущие марксидские цари.
Но через два месяца стало известно, что в Смурове царские власти подавили революционное восстание горожан и послан отряд казаков на подавление Старотопной республики. Но многие крестьяне в этот день поехали за хлебом в помещичьи усадьбы. Дружинники республики почти не имели оружия, чтоб вести борьбу с царскими карателями с двумя десятками пистолетов и тридцатью охотничьими ружьями. Потому постановили в открытую борьбу с карателями не вступать, а вести партизанскую борьбу.
В полдень приехал эскадрон казаков, по пути к помещичьим усадьбам поворачивали встречные подводы с хлебом обратно к амбарам, заставляли ссыпать хлеб и, «наградив» двумя-тремя плетьми, отпускали. Некоторые же республиканцы, побросав подводы с помещичьим хлебом, разбежались по лесам и соседним селениям.
Казачьих плетей не миновал и священник Трехсвятский. Его вызвал к себе на допрос командир эскадрона в волостное правление поздно вечером и, когда он выходил от него по темному коридору, то заранее поставленные там казаки начали избивать его плетьми за участие в восстании. Он вернулся в кабинет начальника с протестом, что его как лицо, имеющее духовный сан, не имеют права наказывать и избивать плетьми светские власти. «А где и кто вас бил плетьми? Покажите!» Когда вышли в коридор, там никого не было — казаки разбежались. На следующий день казачий карательный отряд уехал. Никто пока не был арестован из восставших.
Вскоре приехала сотня солдат кавалеристов. Их расставили на постой по домам старотоповцев. Две недели пробыли они в Старотопном, никого тоже пока не арестовывали, мирно и либерально относились к населению: это были сыновья и братья крестьян, одетые в мундиры, но еще не дошедшие до сознания восстать в защиту революции. Они мирно уехали из Старотопного.
Все активные республиканцы и дружинники ушли в дремучий бор в пяти километрах от села, вырыли землянки и начали создавать партизанские отряды. В это время связные Щербаев и Солдатов приносили нерадостные вести: в Смурове и других городах и уездах восстание подавляется царскими карателями. Все активисты и дружинники понимали, что республика погибла, как и революционное восстание по всей России, до будущих времен, но по вечерам они продолжали петь революционные песни у землянок в бору, [а также] печально-грустные песни: «Эх, да ты калинушка, заалелася поздней осенью…».
На последнем совещании Мошков и другие предложили желающим перебраться в Смуров и там продолжать подпольную борьбу с царско-помещичьей властью — пусть заявят желающие о своем согласии. Но почти все отказались от этого предложения: у каждого были дома семьи, и так как восстание было бескровное, то и рассчитывали на малое наказание, а оставить семьи на произвол судьбы, обречь заранее на мучения и голод никто не хотел. Снежным метельным февральским утром Мошков, два брата Жидяевы, Щербаев и Солдатов простились с товарищами по восстанию и ушли в Смуров на дальнейшую борьбу в подполье, а другие возвратились в свои семьи в Старотопное, с тревогой ожидая наказание за революционное восстание.
***В течение трех месяцев
