Воспоминания самарского анархиста - Сергей Николаевич Чекин
Через год снова обращаюсь о выдаче визы на свидание с братом, в шестьдесят четвертом году, отвечают: «Надо снова получить въездную визу от брата, а та, прежняя, недействительная». Так одно ведомство от низшего до высшего, ссылаясь друг на друга, не разрешили повидаться с братом. Еще раз убедился, что человеческого сердца у власть имущих для граждан, не имущих власти, нет. Эта мечта желанная не осуществилась. Но желание увидеться с братом не угасло: есть еще один путь — туристическая поездка в Югославию, может быть, удастся там под контролем старшего группы увидеться с братом час-другой, но в этом году нет туристических путевок в Югославию. Пишу и лично в Москве в ВЦСПС спрашиваю: нет ли у них туристической путевки в Югославию, ответ — нет, ждите, что будет в будущем году. Так окончились мои хлопоты о поездке к брату, а что будет в будущем и последующих годах, не знаю, но и в туристической путевке могут отказать также без объяснения причины отказа и, пожалуй, что бесполезны будут и эти хлопоты, потому что я числюсь в черных списках сталинского террора если не до седьмого колена, то на всю свою жизнь. Но я все же хочу до конца узнать, что и после террориста Сталина остались те же его законы для обыкновенных смертных, или изменились, но в принципе все осталось по-прежнему.
Вторая моя мечта — в этом году летом вместе с Лёкой поехать на берег Зигзаги в Старотопном и пожить там в шалаше на берегу, позакаляться, покупаться, порыболовить, покататься на лодке, ловить бабочек, собирать в займище цветы по полям и лугам, встречать и провожать утренние и вечерние зори. Часто среди людей меньше любви, чем в природе, а мне хочется привить четырехлетнему Лёке любовь к природе, ко всему окружающему миру тружеников полей. Идет уже конец шестьдесят четвертого года, и ни та, ни другая моя мечта пока не осуществились, и это навевает грустные размышления и утверждает вредность и пагубность для человека и общества существования всякого государства в любой его форме и в любой стране.
Казалось, что бы могло препятствовать желанию повидаться с братом, проживающим в другом государстве, тем более идущем к одним и тем же марксидским мечтам — так нет же! Современные государственники двадцатого века подавляют своим деспотизмом волю и труд человека и общества с древнейших времен, с видоизменениями и превращениями в современные государства рабства духа и тела, особенно в государствах с тотальным диктаторским режимом. Для государства отдельный человек и все общество ценны постольку, поскольку они служат их господству над обществом и человеком, но как только личное желание человека не совпадает с желанием государства, то это желание человека отрицается и подавляется. Так в каждом государстве человек и общество являются удобряющей почвой господствующей кастово-классовой власти, и все лучшее, что есть в человеке и обществе, глушится и подавляется во имя государственной власти-угнетения и насилия-эксплуатации. Следовательно, фанатизм религиозный превратился в фанатизм государственной власти — эксплуататоров человека и общества в хлебах духа и тела.
А при таком отношении государственной, а тем более диктаторской власти надежда на свидание с братом остается мечтой неосуществимой. Когда я ходил к власть имущим, они мне сказали: «Пусть брат оттуда пришлет вызов», а там тоже ему говорят: «Пусть тот брат пришлет оттуда». Я разъясняю, что не он, а я хочу поехать к нему, а там брату говорят: «Если брат хочет приехать к тебе, то там пусть и разрешают!» Получается сказка про белого бычка, и не удивительно: без бюрократизма, угнетения и эксплуатации не может существовать никакое государство, а тем более со звериной диктатурой. Может быть, была бы мне утешением вера в загробную жизнь и мне было бы спокойнее на душе, но, к сожалению, этой веры во мне нет. Но чем могу утешить себя и брата, печаль его и своего сердца — это тем, что историческим ходом развития общества будут разрушены границы всех государств и сами государства, разделяющие народы на своих и чужих.
Все это со временем будет, но тогда не будет меня, а будут внуки или правнуки жить в вольном и разумном обществе людей. И пусть ненависть к государственной власти и любовь к безвластию, свободному труду и мысли, ко всему обществу всех стран мира, к свободе и равенству будет последним нашим утешением жизни, дорогой брат! Но живой человек думает о живом, а потому телом и духом будем надеяться и верить в прекрасную жизнь завтрашнего дня во имя жизни самих себя, наших детей и правнуков и поколений всего общества и мечтать о радостной жизни без властей земных и небесных — последних эксплуататоров тела и духа человека и общества.
Понимая безнадежность встречи с братом, я решил иногда высылать ему памятные родственные посылки, что много лет и делаю, ибо многое нас объединяет с детства: радости и печали в доме отца и вне его, и как-то в одну из поездок в Москву говорил с ним по телефону международному, чтоб слышать голос друг друга. Так наша мечта осталась мечтой, неосуществимой по воле государственных властей своей и другой страны.
Приложение
Фома Неверующий
ТАНЯ РАЗУМОВСКАЯ
Повесть-роман
Посвящается внуку Леониду
В двадцати километрах от Волги на восток и в шестидесяти от нашего губернского города на север, в котловине холмов с запада и северо-запада, почти посредине большого села Старотопного протекает речка Старотопная и близ села впадает в реку Зигзагу, протекающую с севера на юг поблизости от села. В излучине двух рек стоял большой двухэтажный деревянный дом с балконом, двумя верандами и террасой, а поодаль надворные постройки, каретники, скотный и птичий двор, небольшие участки займища и леса по реке Зигзаге, фруктовый сад и водяная мельница о трех поставах.
Это
