Музыка крыльев - Дэвид Алмонд
— Мы почти все разъедемся, — сказала Сильвия. — Но останемся друг у друга в душе, будем петь и слышать друг друга. Всегда, где бы мы ни были.
Теперь, в далёком Нортумберленде, она прикрывала глаза ладонью от солнца и пыталась разглядеть птиц. Наконец ей это удалось: чёрные как смоль точки парили высоко над ней и над своими гнёздами, что лепились к земле. Птицы пели. Пели.
— Эй, жаворонки! — крикнула она. — Отнесите мою песню Максин. А мне принесите её песню.
Но вдали показался самолёт, а следом ещё один — эти ужасные создания бесшумно неслись по величественной шири неба.
Она грозила им кулаками.
Она метала в них невидимые ножи.
Она стреляла в них из невидимой базуки.
Она изрыгала проклятия.
Пока она кричала, самолёты развернулись — словно в ответ, словно увидели-услышали-почуяли её ненависть — и понеслись на неё двумя стрелами: чёрными, остроносыми, странно совершенными, они летели так низко, что, казалось, можно до них дотянуться, дотронуться… А она всё изрыгала проклятия, не в силах остановиться, не в силах опустить кулаки, и вот наконец сотрясся от рёва воздух, и задрожала земля, и ей пришлось наклониться и зажать руками уши, чтобы защитить их, а вместе с ними — свою тоскующую душу.
Суббота, вечер. В клубе концерт народной музыки. Сильвия идти не захотела.
— Скучная древнючая музыка, — сказала она. — Скучные древнючие люди. Скучное древнючее место.
И вообще! Ей хотелось читать, или писать, или рисовать, или просто сидеть дома и страдать, или думать о мире, о красоте жаворонков, об ужасах юности, о протестах… А ещё ей хотелось оказаться сейчас в бухте Каллеркоутс. Или сидеть и скучать по Максин.
Мама только улыбнулась.
— Ох, Сильвия, ты просто стесняешься. Я-то вижу.
Сильвия нахмурилась и покраснела.
— Пойдём, моя хорошая, — продолжила мама. — С соседями познакомимся. И полезно, и приятно, правда?
Сильвия хмыкнула. Но надела чистые джинсы, джемпер, серьги-звёздочки. И даже губы накрасила.
— Вот и славно, — сказала мама. — Ты очень мила!
Мама встала рядом, обняла её и развернула так, чтобы их отражения показались в зеркале на стене рядом с фотографиями.
— Да мы обе весьма милы! — воскликнула мама.
Сильвия нехотя улыбнулась.
Она узнавала своё лицо в мамином, а мамино — в своём.
В густеющих сумерках они прошли переулком к распахнутым дверям Общинного дома.
Мимо прошествовал мужчина: он нёс скрипку в футляре на лямках, как рюкзак.
Он сказал: «Добрый вечер». Мама ответила: «Добрый вечер».
Ещё несколько человек самого разного возраста направлялись к клубу с инструментами — в футлярах и без. Некоторые явно прибыли откуда-то не из деревни, а пара человек вообще вышли на глазах у Сильвии из лесной чащи. У клуба стояли фургоны и машины. Подкатывали велосипедисты — дети и подростки, — на шеях у них болтались на шнурках деревянные сабо.
Прошли внутрь.
Сильвия закусила губу. Она стеснялась, ужасно стеснялась.
В помещении была длинная барная стойка, вдоль неё стояли мужчины и женщины и пили пиво из кружек, вино из бокалов. Компании сидели за квадратными столами. Малыши бесились в дальнем конце зала — там было пока пусто. С потолка яркими полосами падал свет. Сильвия опустила голову: под этим жутким светом сразу будет видно, что щёки у неё пунцовые.
Они с мамой стояли у бара.
— А ты чего хочешь? — спросила мама, заказав себе вино и арахис.
Водки.
— Ничего, — сказала она. — Колу.
— Найдёшь нам местечко?
— Привет, Сильвия.
Это был Андреас Мюллер. Он сидел поблизости за столиком, перед ним — кружка пива. С ним были пожилые мужчина и женщина.
— Подсаживайтесь! — сказал Андреас.
Сильвия колебалась, ну тут подошла мама, и они вместе сели за столик к Андреасу.
Его приятели оказались четой фермеров с дальних сопок, звали их Оливер и Дафна Додд. Оливер был в коричневом твидовом костюме. Дафна — в старом красно-коричневом платье с цветочным узором. В руках — крошечная флейта, женщина называла её «пикколо».
— А ты играешь на чём-нибудь? — спросил Оливер.
Сильвия покачала головой. Внезапно она вспомнила начальную школу, уроки мисс Прингл, вкус пластикового мундштука, дырочки под кончиками пальцев, неловкость, которую она ощущала, играя на блокфлейте, выдувая эти неуверенные звуки.
Она отпила колу. Мама сжимала её ладонь и при этом непринуждённо болтала с Андреасом и остальными о клубе, деревне и здешних красотах. Андреас пояснил Оливеру и Дафне, что этот край — мамина родина, хотя она не была тут с самого детства. Фермеры принялись расспрашивать маму о житье-бытье, она рассказала им о своей работе с проблемными детьми.
— Что-то много их развелось в последнее время, — заметила Дафна.
— Возможно, так было испокон веков. Мир прекрасен, но жить в нём непросто. — Мама посмотрела на Сильвию. — Тебе ведь тоже непросто, дитя?
Сильвия покраснела и отвернулась.
Мама погладила её руку.
— Она стесняется.
Внутри Сильвии полыхнул гнев.
Порыв огрызнуться: Я не стесняюсь!
Порыв надерзить: А если стесняюсь, ну и что?
Порыв процитировать прекрасные слова Максин: «Ты только с виду стеснительна, милая подруга. Но в этом твоя сила. Ты открытая, честная, правдивая. И очень смелая».
Мысль о Максин её успокоила.
Захотелось сказать: Волноваться надо за тех, кто не стесняется. Но она промолчала.
Взрослые продолжали болтать. Дафна и Оливер пытались вспомнить бабушку и дедушку Сильвии, но тщетно.
— Ох, всё быльём поросло, — сказала Дафна. — Лесников было так много. Помню только, как уезжали…
Сильвия пила колу. И не особо вслушивалась.
Она думала о своей жизни в Ньюкасле, о своих прекрасных друзьях.
В разных концах зала люди наигрывали на скрипках — каждый своё. Несколько детей пищали на забавных маленьких волынках.
В углу, закрыв глаза, стояла молодая рыжая женщина, на талии у неё была волынка со множеством трубок. На мешок она давила локтем, прижимая его к телу. Пальцы бегали по отверстиям, и волынка издавала пронзительные птичьи звуки.
Пара девушек с грохотом отплясывала в деревянных сабо.
Высокий мужчина устанавливал в свободной части зала микрофон.
Откуда ни возьмись нарисовался Колин.
— Привет, Сильвия. Мы тебе рады!
Он кивнул на один из дальних столов. Там сидел Габриель, а с ним парень и девчонка. Каждый прижимал подбородком скрипку к плечу — они играли. Габриель улыбнулся ей и помахал.
— Приходи к нам, если тебе разрешат, — сказал Колин и обратился к маме: — Я Колин, а там мой брат Габриель. Наш отец тоже где-то здесь. Привет, Андреас.
Андреас улыбнулся.
— Привет, дружочек.
Но Колина как ветром сдуло.
Мама улыбнулась и снова сжала руку Сильвии.
— Мы познакомились, когда я гуляла, — пробормотала Сильвия и отпила колу.
Андреас засмеялся.
— Уж если
