Видали мы ваши чудеса! - Ольга Владимировна Голотвина
А потом кусты расступились, кот действительно исчез. Но Дарёна этого уже не заметила. Она видела только одно: под старой, опасно накренившейся ивой полз по ковру из сплетшейся травы Званко, ее Званко! Ветви склонились очень низко, а травяной ковер под парнем глубоко просел, ноги уже скрылись во взбаламученной тине.
– Держись! – закричала Дарёна. – Я сейчас…
Зван повернул к ней голову и сказал без удивления, громко и властно:
– Не подходи! Не смей! Трясина!
Он что, и впрямь думал, что Дарёна его здесь бросит?!
Конечно, она к нему не побежала – не дура же она! Даже не поползла, хотя так было бы немножко безопаснее.
Ее парень хочет ухватиться за ветви и спастись? Он получит эти ветви. До них не хватает совсем немного? Сейчас хватит!
Дарёна с мальчишеской ловкостью взобралась на иву, перелезла на толстый сук, склонившийся над болотом. Под ее весом ива склонилась к самой трясине – и хлестнула листьями по воде перед Званом. Парень вцепился в ветку обеими руками. Дарёна тут же перебралась ближе к стволу, чтобы ветка не сломалась под двойным весом.
И тут прозвучал красивый женский голос. Он звучал, как песня, но слова были злыми, не песенными:
– Когда-то нам приносили жертвы. Мне, моему отцу, моим сестрам. Бросали в болото коз и кур, чтобы мы не трогали людей. Теперь жертвы больше не приносят. Приходится свое брать самой.
Из листвы Дарёна глянула на прекрасную деву в белом одеянии. Дева чем-то напомнила девочке ее мать Лебедь – наверное, длинными золотыми волосами.
Дарёна ничего не ответила болотнице. Не до того было. Лишь бы Званко сумел подняться на иву… лишь бы ветка выдержала…
А болотница продолжала все злее:
– Глупая девчонка, ты надеешься отобрать мою добычу? Что ж, мне достанутся двое!
Она хлопнула в ладоши – и старая ива рухнула в болото. Дарёна полетела лицом в тину.
– Держись за ствол! – крикнул ей Зван. – Дерево лежит на воде, как плот! Ползи к берегу, только осторожно!
Смех болотницы звонко покатился над трясиной:
– Здесь мы с отцом хозяева! Не велю – не уйдете отсюда!
И Дарёна почувствовала, как шевельнулось под ней упавшее дерево, медленно двинулось от берега.
* * *
Пока сияла кострами и рассыпалась искрами купальская ночь, Незвана вместе со старшими женщинами и мужчинами угощалась кашей и пирогами да глядела на то, как девушки снимали с себя венки и пускали их по течению Гремячей. Гадали девицы: уплывет венок далеко – замуж тебя выдадут в дальнее село. Зацепится за корягу – стало быть, жених недалече живет. А если вода расплетет, растреплет свитые вместе травинки – не скоро девушке замуж идти. Хуже всего примета, если утонет венок. Заплачет тогда девица о скорой своей смерти…
Но доброй выдалась эта волшебная ночь. Ничей венок не утонул. Ничьи причитания и слезы не нарушили праздника.
А потом все с хохотом и с песней скатили с пологого берега в Гремячую горящее тележное колесо. И не колесо то было для торжествующих крестьян, а само солнце, что день за днем и год за годом обходит землю – пусть и впредь не оставит людей без своей жаркой заботы!
Хорошо было Незване. Весело.
Лишь ближе к рассвету, когда мрак вокруг стал чуть рассеиваться, сердце вдруг стиснула тревога.
«Что с Дарёнкой? Не случилось ли чего? Не забрела ли в болото, храни нас чуры-предки?»
Незаметно покинув веселую толпу, Незвана направилась в лес.
Она шла не наугад. Когда-то Чернава научила ее, как найти того, кто тебе дорог. Надо не видеть дороги, представляя себе лицо этого человека. Ты идешь, не спотыкаясь, не налетая на стволы деревьев, не падая через коряги: ноги сами несут тебя вперед, а перед глазами твоими стоит тот, за кого у тебя болит сердце. Именно так Незвана нашла на Черном ручье Дарёну, когда старая гадина Теребиха собиралась принести девочку в жертву Велесу.
И сейчас Незвана шла спокойно, уверенно, твердой походкой. Она раздвигала ветви орешника, склонялась, чтобы пройти под нависшим над ее путем дубовым суком, но не видела ни дуба, ни орешника. Видела Дарёну – ах, что с девочкой?..
И вдруг в ее слепую сосредоточенность ворвался жалобный голос:
– Добрая женщина, помоги мне! Не дай погибнуть старику!
Эти слова разбили чары, и Незвана с досадой остановилась.
Лицо Дарёны исчезло, вместо него появился лес – словно разом вырос. Редкий, чахлый осинник. А на поваленном дереве сидел дедок в лохмотьях. Сквозь прорехи в лохмотьях видны две цепи – на голом теле, под одеждой.
– Я ногу подвернул, – пожаловался дед. – Идти не могу. Добрая женщина, дай опереться на твою руку!
– Далеко ты забрел от деревни, дедушка.
– Ушел я от людей, милая. Отшельник я. Вырыл себе келейку-землянку, спасаюсь от грешного мира.
Вериги вот ношу, – добавил он, коснувшись цепи, выглядывающей из дыры в рубахе.
Незвана слыхала про отшельников – так некоторые сторонники нового бога служат своему небесному господину. Она этого не понимала, но если им нравится так жить, то почему бы нет?
– Мне бы только до келейки дойти, – умоляюще проговорил дед. – Там у меня и травы полезные есть, и чем ногу перетянуть найдется…
Незвана неохотно протянула старику руку. Не бросать же человека в чаще?
Незнакомец поднялся на ноги, опираясь о руку женщины. Пальцы отшельника с неожиданной силой впились в ее кожу, Незвана даже поморщилась, но ничего не сказала – с детства была приучена уважать старость.
Отшельник взмахом свободной руки указал направление – и медленно заковылял по лесу рядом с женщиной. На ходу он продолжал говорить, и речь его была однозвучной и негромкой, как комариный звон. Он рассказывал о том, как славно жить в глуши, вдали от грешного мира, от злых людей…
Незвана не смогла бы объяснить, почему этот тихий старичок будит в ней такую тревогу, но при взгляде на круглое и желтое, как луна, лицо ей хотелось бежать прочь.
– А почему ты, добрый человек, вырыл себе келейку-землянку так близко к Лягвиной Мшаве? – спросила она. – Тут нечистая сила гуляет. Разве не слыхал, как люди говорят: в тихом омуте черти водятся, а в лесном болоте плодятся…
– Нечисть боится моей святости, к келье не подходит, – быстро откликнулся отшельник.
И тут Незвана догадалась, что с ним не так.
Сквозь драную рубаху на груди видны были цепи… а крест где? Христианский отшельник – без креста?
