Видали мы ваши чудеса! - Ольга Владимировна Голотвина
– Ладно, это неважно, это прошлое… – Лебедь изящно вскинула голову. – Ты хороша собой, а станешь еще красивее, в тебе заметна моя кровь. Пожалуй, я могу взять тебя в стаю и обучить волшебству. Тебя ждет удивительная жизнь, девочка, тебе выпало счастье. Ты станешь лебединой девой, узнаешь, что такое полет, что такое сила и чары.
Музыкальный, звучный голос Лебеди обжигал слух Незваны.
А Дарёна? Дарёна молчит.
Но вот вскинула голову материнским, лебединым движением и заговорила негромко и твердо:
– Спасибо за честь, матушка, но только не полечу я с твоей стаей. Не гожусь я для нее!
– Как – не годишься? – не поняла Лебедь. – Ты же моя дочь!
– Любому человеку мать нужна…
– Ну так у тебя же есть…
Теперь уже Дарёна перебила прекрасную чародейку:
– Да! Человеку нужна мать – и она у меня есть. Растила меня, учила, заботилась, жизнью рисковала, когда надо было меня спасти. Вот, познакомься – ее Незваной зовут!
Хоть Незвана и была потрясена, но все же расправила плечи и твердо встретила взгляд лебединой девы – ах, какой гневный взгляд!
– Но ты же звала меня… – Лебедь еще не приняла своего поражения.
– Я тебя звала не для того, чтоб о милости просить и в стаю навязываться, а чтоб узнать, как ты жила все эти годы и не нужна ли тебе моя помощь. Вижу, у тебя все благополучно. Желаю тебе и впредь летать на воле и больше людям не попадаться!
Волшебница была явно задета словами дочери, хоть и пыталась этого не показать:
– Глупая девчонка, ты сама не знаешь, от чего отказываешься. Я и мои сестры – мы показали бы тебе с небес весь мир с его чудесами!
Голос Дарёны, повеселел, наполнился дерзким азартом:
– Видали мы с Незваной ваши чудеса – да не с небес, а вблизи, только руку протянуть!.. Так что счастливого пути, матушка, легкой воздушной дороги тебе и сестрам твоим!
На миг лицо Лебеди исказилось от гнева, но тут же вновь стало спокойным, безупречно прекрасным и равнодушным.
– Что ж, прощай, дочь, – сказала она холодно и, отвернувшись от Дарёны, кинулась с обрыва, на лету расправляя белоснежные крылья.
Огромная птица взмыла в небеса – и за нею с криками снялась вся стая, исчезла, растаяла в подступающих сумерках.
Дарёна бросилась на шею Незване, спрятала лицо у ней на груди и заплакала.
И Незвана, давно забывшая, что такое слезы, обняла девочку и тоже разрыдалась.
Так стояли они, вцепившись друг в друга, и ревели на два голоса. А счастливый и растерянный Званко топтался рядом, не зная, как их успокоить, и бессвязно бормотал про то, что им пора идти, что уже темнеет, что до Березовки надо скорее дойти… Понимал ли он сам, что́ сейчас говорит?
Дарёна повернула к парню залитое слезами лицо и сказала дрожащим, но радостным голосом:
– А что я тебе говорила, Званко? Человеком-то – оно всегда лучше, верно?
И при этих ее словах словно эхо раздалось – тихое, еле слышное. Будто и русалки, и водяной, и звери, и птицы, и река, и лес с завистью прошептали: «Человеком-то лучше… лучше… лучше…»
Конец
Подмосковье, Талдомский район,
деревня Айбутово
