Видали мы ваши чудеса! - Ольга Владимировна Голотвина
Нет. Показалось. Никого нет. Это лунный свет полосой струится сквозь пролом в дощатом навесе над крыльцом.
Моргнула – снова старика увидела.
Глянул старик мимо девочки и сказал негромко, мягко:
– Добрый человек, ты мимо не проходи. Я за жизнь кое-что скопил, тебе сгодится. Поставишь свечу за мою грешную душу, а остальное себе оставишь.
До этого мгновения Иве казалось, что у нее разорвется сердце. Но едва старик заговорил, страх словно отодвинулся, перестал путать мысли.
«Угу, вот сейчас побегу! – зло подумала девочка. – Заманит в дом, а потом…»
Что «потом» – Иве и думать не хотелось.
«Он меня не видит, только чует. Как бы мимо незаметно пройти?»
Бежать домой Ива не собиралась. И вовсе не потому, что на ветке расколотого дуба ее ждала самая красивая вещь, какую ей довелось увидеть за свою жизнь: синяя шаль с алыми цветами и серебряными кистями. Нет, девочка поняла: то, что с нею сейчас происходит – настоящее испытание. Или умри, или сделай.
– Молчишь, добрый человек? – донеслось с крыльца. – Или не нужно тебе золото, червонное, звонкое? Достанется оно тому, кто смелее тебя?
«Другим дурам обещай золото, дедушка, а наши дуры ученые!» – подумала Ива и осторожно сделала несколько шагов мимо крыльца.
Девочка ожидала, что старик спрыгнет наземь и погонится за нею. Но он лишь вертел головою, как сыч, и не видел, не видел, не видел ее!
Тихо пошла Ива по еле заметной тропке. Теперь шуршание подола по высокой траве могло бы ее выдать, но каким-то новым, неведомым чувством девочка поняла: здесь мертвец ее уже не достанет.
А вслед неслось негромкое:
– Измельчал народишко, смельчаки повывелись… Эка беда! И котик мой куда-то делся… Котик, где ты? Беги сюда! Кис-кис-кис…
От этого слабого, удаляющегося «кис-кис-кис» мороз пробежал меж лопаток девочки. Она прибавила шагу – и вскоре вышла на небольшую полянку, посреди которой вскидывал к небу сухие ветви старый дуб, расколотый молнией.
Девочка не обрадовалась, увидев на нижней ветке печально обвисшую шаль. Сейчас для нее это была просто тряпка. Но эту тряпку необходимо было принести домой.
Развязав шаль, Ива накинула ее на плечи, чтобы руки остались свободными.
Шагнула к тропинке, по которой только что пришла на поляну… и остановилась.
Под лопухом сидел тощий котенок, серый, полосатый. И глядел на Иву огромными зелеными глазами.
«Кис-кис-кис», – вспомнился Иве невесомый голос мертвеца.
А котенок поднялся на четыре лапки. Зевнул, показав розовый рот и белые зубы. И на глазах начал расти.
Девочка и охнуть не успела, как перед нею уже стоял огромный, крупнее рыси, зверь. Сейчас он не выглядел тощим: под шкурой бугрились мышцы, шерсть серебрилась в лунном свете.
«Баюн! – в отчаянии поняла девочка. – Сожрет!»
Бежать бы прочь со всех ног… да кот уже запел.
Что это было? Мурлыканье? Человечий голос? Неразборчивая песенка лишала силы, звала прилечь прямо здесь, на траве, и уснуть, уснуть…
В памяти зазвучал безнадежный голос Чернавы:
«Делай что-нибудь! Кричи, ругайся, пой! Хотя бы лай на него!»
Девочка молча глядела на зверя. Он стал еще больше, теперь глядел на нее сверху вниз своими немыслимыми полуночными глазищами.
Так грозен, так опасен… но как же красив! Хоть перед смертью на такую красу наглядеться!
Ива сама не поняла, как это случилось: она подалась вперед, вскинула руки к груди и заговорила истово, от всей души:
– Это кто ж у нас такой красавец несказанный? Да это же Баюн Котофеевич! У кого очи звездные, с искрами? У Баюна Котофеевича! У кого бархатные ушки с кисточками? У Баюна Котофеевича!
Девочка не кричала, но ее жаркий голос перекрыл низкое мурлыканье кота.
Баюн подался вперед, приподнял лапу. Девочка не дрогнула. Продолжала всё нежнее, всё сердечнее:
– У кого шуба барская-боярская, всему свету на зависть? У Баюна Котофеевича! У кого усы для красы, пышные да длинные? У Баюна Котофеевича! У кого хвост серый да кольчатый, мягче куницы да соболя? У Баюна Котофеевича!
Кот растерянно попятился. А девочка, обмирая от погибельного восторга, подняла руку и погладила чудовище по белой грудке.
Кот сипло мявкнул, на глазах стал мельче, отступил в высокие лопухи и растворился в лунных тенях.
«Куда же ты?..» – чуть не крикнула ему вслед Ива. Ойкнула – и опомнилась.
«Ну и дура я! Как он мне руку-то не отхватил?! Небось побрезговал есть сумасшедшую…»
Но тут вспомнила девочка, как хозяйская кошка Царапка играла с пойманным мышонком. Выпустит, даст добежать почти до норки – а потом ловит одним прыжком.
А ведь Баюн, похоже, с нею так забавляется…
Надо уходить или прятаться.
Уходить – догонит. Прятаться – так он тут каждый камешек знает лучше Ивы…
Девочка огляделась – и обомлела.
Не было тут раньше этого горбатого мостика! Не журчала под ним речушка, резко пахнув́ шая тиной!
Куда угодила Ива? А главное – как ей отсюда выбраться?
Может, дождаться рассвета, а потом влезть на дерево и осмотреться, раз знакомые места так странно изменились?
Ива вспомнила слова Чернавы о том, что сегодня размыты границы меж Явью и Навью, и зябко поежилась.
И тут девочка увидела, что к мостику, прихрамывая, идет старуха в грязной серой юбке и рваной рубахе.
Не по лицу – по юбке и походке узнала Ива старую нищенку, что ходила из деревни в деревню. Никто не помнил ее имени, все звали Лоскутихой. А серую юбку ей когда-то отдала Чернава.
Вот это удача! Кому знать в здешних краях каждую кочку, как не старой бродяжке! Она и выведет Иву к людям!
– Бабушка Лоскутиха! – закричала девочка. – Погоди, я с тобой!
Старуха остановилась у самого мостика.
Ива подбежала ближе. Да, она не ошиблась, это Лоскутиха!
Девочка протянула старухе руку…
И тут сбоку вылетело что-то большое, тяжелое, сбило девочку с ног. Острые когти впились в грудь и плечи.
Не шевелясь, лежала Ива лицом вверх, а Баюн, навалившись, держал ее, словно мышонка.
Над Ивой склонились две женщины… да-да, две, как же она сразу не заметила вторую!
У старой Лоскутихи лицо было усталым, равнодушным. Вторая, что глядела из-за плеча нищенки, была сумрачна и прекрасна. Молода ли, стара ли – Ива не заметила. Взор незнакомки, словно меч, вонзился в распахнутые глаза девочки. Ива вскрикнула и потеряла сознание…
Очнулась она на рассвете, под разбитым дубом. Ни речки, ни мостика рядом не было. Ива с трудом поднялась, кутаясь в обрывки синей шали. Плечи ее были в глубоких кровавых царапинах.
* * *
– Когда девочка вернулась домой, –
