Видали мы ваши чудеса! - Ольга Владимировна Голотвина

Незвана не огорчалась. Вот ударят морозы, встанет санный путь, пойдут по тракту купеческие обозы. На зимней ярмарке Незвана свое возьмет. Хорошие ярмарки в Звенце, людные.

А пока гостей нет, можно неспешно заниматься рукодельем. Вот сейчас горел возле лавки светец с лучиной, и при свете той лучины на лавке сидели с прялками Незвана и Дарёна. Обе пряли и болтали.

– Ты, девонька, не жалеешь, что в Звенце осела? Я заметила, ты расспрашиваешь заезжих купцов про того торговца с ожогом на щеке. Ищешь, стало быть… Не раскаялась, что перестала по белу свету бродить?

– Ко мне весь белый свет сам теперь приходит. Я же не на дальней пасеке живу, не в охотничьем домике лесном! На постоялый дом слухи сами сбегаются, знай слушай. И город хороший, ярмарочный. А жить тут спокойнее, чем по дорогам скитаться. Помнишь, прошлым летом мы на варварцев наткнулись? Страх какой!

– Лишь бы они к нам сюда не пожаловали, храни нас чуры-предки, – задумчиво откликнулась Незвана.

– А могут?! – охнула девочка, подняла к собеседнице встревоженное лицо.

Незвана чуть помолчала: сначала хотела успокоить девочку, но потом решила не лгать ей.

– Вообще-то могут, – проговорила она неохотно. – Десятник Чурила сказывал: осенью кто-то пытался поджечь амбар, в котором хранились припасы на случай осады. Татя спугнули, огонь вовремя потушили. Но ведь была же тварь!.. А сегодня утром, как раз перед бурей, я на рынок бегала.

Видела Анфимью, ключницу из воеводского дома.

Так она говорит: у воеводы в тереме всё вверх дном пошло. Воевода Буйтур Мечеславич грозит слугам страшными карами. Второй раз у себя чуть ли не в постели находит подметные грамотки.

– От варварцев?!

– От них, девочка, от кого же еще! Не от нашего же кота!

Из темноты сверкнули зеленые глаза и раздалось протестующее:

– Мя-ау!

Дарёна невольно фыркнула, но тут же вновь посерьезнела, потому что Незвана продолжала:

– Анфимья говорила: в первом письме воеводе большие деньги сулили, а во втором его семье грозят, если воевода на вражью сторону не переметнется. Первое письмо воевода в княжий терем отнес.

Надо думать, и второе отнесет… Ты, девонька, не бойся. В Звенце стены крепкие, дружина сильная, воевода храбрый и непродажный, припасы для осады приготовлены. Варварцы пока просто пробуют город на зубок – да сами понимают, что клыки обломают!

Тут Незвана заметила, что девочка, увлеченная разговором, перестала прясть. И сказала назидательно:

– Ты, Дарёна, про веретено не забывай, ты старайся. Чай, не на чужого дядю работаешь, а себе приданое собираешь. Вот придешь ты к мужу в дом, скажет тебе свекровь: «Ну, красавица, показывай, что с собой принесла». Ты сундук-то и откроешь. Вся семья ахнет, а ты этак скромно: «Уж что сама напряла, наткала да нашила… Чем богаты, тем и рады…» А у непряхи – ни юбки, ни рубахи!

– Я, тетенька Незвана, ткать еще не умею, – откликнулась Дарёна.

– Так и замуж еще не завтра. Не нашли мы еще тебе ясна сокола. Успеешь, всему научишься. Как ручки скроят, так спинка сносит.

– Ну да, – огорченно шмыгнула носом девочка, – соберешь тут приданое… Вчера вон тоже пряла, а утром гляжу – пряжа порвана да спутана.

– Что ж ты мне не сказала?

– С утра забегалась, сейчас говорю… Небось Смутьянка ночью озоровал.

– Мя-ау! – гневно возразил кот.

– Смутьян? – медленно проговорила хозяйка. – Нет, я его на прошлую ночь в сарае заперла, чтоб мышам острастку дал… Похоже, девонька, что завелась у нас в доме кикимора, храни нас чуры-предки. Эх, наше счастье – что решето дырявое! Прибудет теперь хлопот…

– Ох ты! – испугалась Дарёна. – Из болота притащилась? Я слышала, люди говорят: кикимора болотная…

– Мало ли что люди болтают! – хмыкнула Не-звана. – Рот – не огород, не запрешь ворот́. В болоте – болотницы. С чего бы они к себе домашнюю тварюшку пустили?

– А какова она собой, тетенька Незвана? Вдруг увижу… – Дарёна сердито сжала кулачок.

– Ты пряди-пряди, работу не бросай, разговор рукоделью не помеха… Лучше бы тебе ее не видеть: примета дурная. А кто видел, те по-разному говорят. Кто рассказывает про старушку, скрюченную и тощую, кто – про девчонку с длинным носом и растрепанными волосами. Говорят, руки у нее длинные, а ноги короткие. Прясть любит, это да, порой и другую домашнюю работу делает, да только редко из этого выходит прок. Чаще хозяйкам приходится всё за нею переделывать.

– А как ее из дому выгнать?

– Есть способы. Да только опасно это. Если с первого разу выгнать не получится, кикимора обозлится. Начнет вещи швырять да ломать, людей по ночам душить, у домашней птицы перья повыдергает…

– Ух, злыдня! А откуда такие берутся?

– Говорят, если мать дочку в лес занесет, чтобы от нее избавиться, то девочка после смерти кикиморой станет. А еще говорят: то дочери огненного змея. Летает тот змей к одиноким бабам. Нырнет в трубу, из печи выскользнет, добрым молодцем обернется. Начнет бабенку ласковыми словами улещать. Которая дура ему поверит, та долго не проживет.

Дарёна опасливо покосилась на печь, в которой догорали угли:

– Ой, тетя Незвана, а к нам не залетит?

– Пусть только попробует! Кочергой промеж ушей приласкаю!.. А ежели какая баба от змея дитё родит, то мальчик быстро умрет, а девочка кикиморой станет.

Дарёна призадумалась, ловкими пальчиками вращая веретено.

– Тетя Незвана, – заговорила она наконец, – а жалко кикимору! Одинокая ведь… Тетя, а нечисть – она ведь разная бывает. Да?

– Разная, – подтвердила Незвана. – И с нею тоже надо – по-разному… Вот расскажу я тебе сказку…

Дарёна разом повеселела. Сказки она любила.

О ЧЕМ ПОВЕДАЛА НЕЗВАНА

Жила-была в одном селе старуха по имени Чернава. Много знала Чернава такого, что прочим и не снилось, а за то люди ее не любили и сторонились, ведьмой звали.

Как-то постучалась к ней девчонка, бродяжка и нищенка. Как ее звали-то?.. Вроде Ивой. Попросилась эта Ива к Чернаве в работницы.

Чернава ответила:

– Работница мне ни к чему, а вот ученицу бы я взяла. Глаза у тебя смышленые, язык бойкий. Могу травницу из тебя сделать, могу еще кой о чем рассказать… Вот только жизнь в моем доме нелегкая, а порой и опасная.

Ива ей в ответ:

– А то сейчас у меня жизнь легкая да сытная?

И зажили они вдвоем. Ива по хозяйству хлопочет, Чернава ей про травы рассказывает, и не только про травы.

Но однажды заприметила Ива: как-то странно хозяйка на нее