Двенадцать лет, семь месяцев и одиннадцать дней - Лоррис Мюрай
— Да, да, — серьезно подтвердила Эми. — Ты разыгрываешь нечто очень важное. Я надеюсь, что все пройдет хорошо.
Они стояли теперь на середине дороги, собираясь разойтись каждый в свою сторону. Эми обхватила руками голову мальчика.
— Джек Стивенсон — убийца, Уолден, ты должен это знать. Если ты этого не знаешь, кто-то должен был тебе это однажды сказать.
— Почему вы так говорите? И… откуда вы знаете его имя? Мой отец, Эми, меня любит. Любит. Он бывает злющим, но никогда меня не обидит. Вы ошибаетесь. Он любит меня.
Эми пальцем стерла слезинку, взбухшую в уголке правого глаза Уолдена. Она улыбалась, но лицо ее оставалось серьезным.
— Я и не говорила, что нет.
Помолчав, она добавила:
— Ты же мужчина. Мужчины имеют право знать некоторые вещи.
Уолден стоял перед ней и дрожал как осиновый лист.
— Или… может быть, ты еще только маленький мальчик, которого я сейчас вижу. Прости меня, я не должна была. Я не хотела тебя пугать. У тебя нет никаких причин бояться отца, я уверена. Это он должен открыть тебе то, чего ты не знаешь. Джек Стивенсон хотел, чтобы ты был мужчиной, но мужчина ли он сам? Если Джек Стивенсон — мужчина, он расскажет тебе то, что ты должен знать.
— Это из-за мамы вы всё это говорите? Иногда мне приходят в голову такие ужасные вопросы.
— Нет. Я ничего не знаю о твоей маме.
Эми потянулась, пошевелила распухшими пальцами, стывшими на каменистой земле.
— Я ничего не знаю, — повторила она. — Их история принадлежит им.
— А я бы сказал, что вы нас знаете. Мы встретились не случайно, Эми?
— Это случайность из случайностей, думается мне.
— Нельзя вот так запросто угадать чужое имя. В прошлом году отец заклеил скотчем почтовый ящик, чтобы скрыть нашу фамилию. Даже люди, проходящие мимо дома, не могут знать, как нас зовут.
— Наверно, я немножко колдунья.
— Я терпеть не могу сказки про колдуний. И ни секунды в них не верю. Мне больше нравятся документальные книги — о животных, о природе.
— Я давно покинула Балтимор, но, как я уже сказала, знаю всё, что происходит там важного. Иногда я жалею, что Господь не сделал меня слепой и глухой. Особенно когда речь идет о ребенке.
— Эми, я…
— Теперь решайся. Идешь ты со мной к машине?
— Нет. Я должен пойти по дороге. Я думаю, отец ждет меня в хижине. Он запретил мне удаляться от нее, понимаете? Он рассердится, ну да ладно. Я его удивлю, это самое главное.
— Ты уверен, что найдешь хижину?
— Да, почти. Но я не знаю, сколько до нее идти. Может, пять миль, может, больше?
— Хочешь, я попробую тебя туда отвезти?
— Спасибо, Эми, но…
— Ты хочешь добраться до нее сам.
— Да, не…
Уолден прикусил губу и поостерегся произнести фразу, пришедшую на ум. Что-то вроде: «Не хочу, чтобы на поляну меня привезла баба».
— Не в машине с бабой-шофером, — сказала Эми.
Решительно, эта женщина читала мысли.
— Не беспокойтесь. У меня есть ружье и бейсбольная бита.
— Ладно. Постарайся не крушить все вокруг.
Она поколебалась и сказала:
— Прощай, маленький мужчина.
Потом взяла лицо Уолдена в свои ладони, сухие и мягкие, и нагнулась. Она была ненамного выше его. И прежде чем повернуться спиной и уйти туда, где, как она полагала, был ее «Фиат-Панда», она легко поцеловала его в губы.
Уолден начинал верить в колдуний. Эми не только угадала, что его фамилия и фамилия его отца — Стивенсон; она не только назвала его маленьким мужчиной, как прикалывают медаль к манишке героя; она поцеловала его, поцеловала, как женщина целует мужчину. Идя по обочине дороги, Уолден размышлял. Он поймал, несмотря на отсутствие доказательств, трехфунтовую щуку. И вот теперь он поцеловал девушку (ну ладно, женщину; как хорошо воспитанный мальчик, он воздержится от комментариев). Ничто не могло сбить его с мысли, что он на верном пути. «А до этого, представь себе, я спас ей жизнь, тебе бы надо с ней познакомиться, ее зовут Эми». Вот это был суперский бонус.
Свет убывал. Вечер только начинался, но небо снова заволокли тучи, а главное, лес вокруг становился всё гуще, плотными рядами обступая тропу. Уолден шел осторожно, глядя под ноги. Хорошо видные несколько сотен метров, следы широких шин постепенно стирались. Когда он добрался до места, открытого всем ветрам, где тропа была устлана слоем опавших листьев, они совсем исчезли. Но упрямая воля вела его вперед. И вера его была вознаграждена. Чуть дальше, в густой тени, он увидел их снова: на ложе грязи, куда падали капли с листвы, они были еще глубже.
Уолден не торопился, смакуя каждое движение. Теперь он углубился в своеобразный туннель из сходящихся ветвей, где царила тревожная тьма. Сколько он ни говорил себе, что видел и не такое, что провел целую ночь один в диких лесах Мэна, — ничто не могло заглушить наплывы страха, сопровождавшие каждый его шаг. Столько было шорохов, столько скрытых силуэтов, теней неведомого происхождения. Он снял ремень, натиравший плечо, и взял в руки «ремингтон».
Уолден шагал по следам, таким свежим, что сапоги вязли в колеях, оставленных на вылепленной шинами земле. Он уже перестал их рассматривать. Он как будто спокойно шел позади старой «Импалы», и она тянула его за собой. Он предпочитал смотреть на обочины, кусты, заросли. Направляя дуло карабина то вправо, то влево, он бросал вызов призракам ночи, призывая их покинуть свои логова.
Уолден так внимательно всматривался вправо и влево, что не заметил ее прямо перед собой, вдали, в конце бескрайней лесной тропы, и среагировал только на знакомое урчание мотора. Да и то не сразу, потому что несколько долгих минут представлял себя на сиденье машины, на четырех колесах. Этот звук, который он узнал бы из тысячи, уже стоял у него в ушах.
Пока это была лишь неразличимая масса, похожая на большое жужжащее насекомое на туманном горизонте пейзажа. Машина словно увязла в черной дыре, из которой не могла выбраться. Потом, когда облачный покров вдруг разошелся, она пересекла лужицу бледного света. Теперь у Уолдена не оставалось ни малейших сомнений. Ему достаточно было короткого отсвета, чтобы опознать цвет dark cherry metallic «Шевроле-Импалы» 1995 года выпуска. Впрочем, для него такая была одна на свете.
Уолден встал посреди дороги, держа в поднятых руках карабин, в позе
