Мы были первыми - Алексей Ефремович Шилов
Но когда путник въехал в ветлы, он перевел лошадь на шаг. Все богатеи так делают: перед въездом в село дадут коню немножко передохнуть, а потом по улице с ветерком пронесутся. Пускай все видят, какие резвые у них рысаки.
Глядь: сам Тарас Нилыч едет на своем знаменитом Победоносце. Резвее этого рысака во всем уезде не сыскать! Упряжь на нем дорогая, медяшками окована, тарантас рессорный с жестяными крыльями на задних колесах. Кузов с высокой плетеной спинкой. Щупленького Тараса Нилыча и не видать за ней.
Как только он проехал мимо меня, я скоренько выскочил из-за дерева, схватился руками за рессоры и сел на ось между крыльями. За высокой спинкой меня было незаметно.
От ветел до крайней избы сажен двести, не больше. Слышу: Тарас Нилыч губами зачмокал, значит, въезжаем в улицу. Победоносец так мчался, что я на выбоинах все печенки себе отбил.
Слышу: навстречу нам песню горланят:
Быва-а-али дни весе-о-о-олые,
Гулял я, молодец,
Не зна-а-ал тоски-кручи-ии-нушки,
Как вольный удале-е-ец.
Тарас Нилыч резко осадил жеребца.
— Пьянствуете, ухари-разбойники?
— Так ведь праздник же, Тарас Нилыч!.. Это голодранцы пускай квас дуют, а нам и винцом не грех побаловаться, — отвечает веселый Фомка, — а тебя откуда бог несет?
— В волость ездил. Делишки были. Между прочим, под Длинной горой обогнал этого… комсомольца. Может, встретишь его в Антошкиных ветлах, потолкуешь с ним?
— И встречу, и потолкую!.. — зачем-то хлопнул себя по хромовому голенищу Фомка и к друзьям: — Встретим?
— Встретим! — в один голос согласились двое ребят.
— Вот я тоже думаю: надо сказать парню. Шуточное ли дело — невесту отбил. На все село опозорил! Ты с ним и потолкуй с глазу на глаз. Так, мол, и так, отступись. Тебе — баловство, а мне она в жены нужна.
— Не учи ученого, сам знаю, что ему сказать!..
— Только поспешайте; он ходко идет.
— Успеем! — гаркнул в ответ Фомка.
Тарас Нилыч тронул жеребца крупной рысью. Как только мы немного отъехали и свернули за угол, я спрыгнул.
«Наконец-то Костя вернулся! — обрадовался я. — Только эти пьяные морды как бы не поколотили его. Надо скорее Кольке сказать».
До их дома рукой подать. Побежал к ним. Мать говорит:
— Он за теленочком ушел к Ерофеевым на зады.
Выскочил на улицу. Увидел: из Ерофеева проулка Колька гонит пестрого теленка. Крикнул ему:
— Колька, айда сюда скорее!
Колька раза два стегнул теленка хворостиной. Тот задрал хвост крючком и галопом поскакал к своему дому.
Колька подлетел ко мне.
— Чего звал?
— Костя со станции идет, а Фомка с двумя типами хотят его в Антошкиных ветлах встретить. Могут побить.
— А Костя-то далеко еще?
— Тарас Нилыч у Длинной горы обогнал его.
— Успеем. За мной!
…Антошкины ветлы мы пересекли у самой речки. За ними тянулась не очень широкая, но длинная луговина.
— У Сухой балки встретим его, — шепнул мне Колька.
Мы побежали наискось луговины.
Луговина залегла между Антошкиными ветлами и Сухой балкой. Только ветлы у пруда кончались, а балка тянулась дальше за холмы. В половодье по ней вся вода с гор стекала в речку, а летом она пересыхала. Бока и дно балки поросли кустарником, мелкими деревьями.
Мы выбежали на дорогу как раз в том месте, где она опускалась в крутобокую балку. Остановились. Услышали по ту сторону балки Костин голос. Костя шел и пел свою любимую песню:
…И боец молодой вдруг поник головой:
Комсомольское сердце пробито…
— Пойдем к нему навстречу, — предложил Колька.
— Давай лучше здесь подождем.
Он согласился.
— Здесь, так здесь. Садись вот под этот кустик.
Мы сели.
— Сейчас проведем Костю стороной, а Фомка опять в дураках останется, как прошлый раз, — засмеялся Колька.
Взошел полный месяц. Сразу стало светлее.
На той стороне оврага показался Костя.
…Уж ты, конь вороной, передай, дорогой,
Что я честно погиб за рабочих.
Когда он дошел до средины балки, перед ним, нежданно-негаданно, появился Фомка со своей братией. Будто с неба спрыгнули.
Колька аж зубами заскрипел на меня:
— Ты же говорил: они в Антошкиных ветлах?!
Я до того опешил, что слов не найду в свое оправдание.
— Беги за мадьярами! — скомандовал Колька.
— А ты?
— Я тут останусь.
— Тогда я тоже не уйду.
Колька сильно тряхнул меня за плечи и, злясь, сквозь зубы приказал:
— Пионер, за дело Ленина будь готов!
Я ответил:
— Всегда готов!
А на дне балки шел свой разговор:
— Здорово, «боец молодой»!.. — с насмешкой сказал Фомка.
— Чего надо?
— Покалякать хочу…
— Мне с тобой говорить не о чем.
— Как это не о чем? Отбил у меня девку и ладно?
— А ну прочь с дороги, пьяная рожа!
— Ты полегче командывай, тут тебе не нардом…
Но я уже вскочил на ноги и что есть духу понесся в село. Когда подбежал к Антошкиным ветлам, услыхал Колькин боевой клич:
— Бей толстопузиков!
Значит, в балке началась драка, и Колька бросился на помощь своему вожатому. Тогда я наддал еще сильнее. Через ветлы пулей пролетел, только холодком они на меня дыхнули.
«Быстрей, быстрей!» — торопил я себя.
Вот и крайний дом на бугре. Останавливаюсь. Улица спускалась вниз и видна была до самого поворота.
Я запыхался. Внутри у меня все горело. Грудь ходуном ходила, сердце того и гляди выскочит.
А село веселилось. На улице тренькала балалайка, пели девчата, смеялись ребята. Больше всего людей виднелось около Антипкиной завозни. Бежать туда далеко. Тогда я закричал не своим голосом:
— Эй, мадьяры, айдате сюда скорее, скорее!.. Где вы, мадьяры?!
— Ты чего орешь?! — совсем рядом слышу отрывистый Митькин голос.
От неожиданности я вздрогнул, оглянулся. В десяти шагах от меня Митька сидел со своей барышней на лавочке в тени палисадника.
Я метнулся к нему:
— Фомка со своей бандой Костю бьют!
Митька мигом вскочил на ноги.
— Где?!
— На дороге в Сухой балке!
Митька пронзительно свистнул в сторону улицы. Потом приложил ладони трубочкой ко рту и зычно выкрикнул свой боевой призыв:
— Ко-о мне-е-е, мадья-ары-ы-ы!
Тут же из палисадника другого дома неподалеку четко отозвался молодой голос:
— Есть мадьяры!
— Есть, есть мадьяры! — сразу два голоса откликнулись от завозни. И еще откуда-то чуть слышно донеслось:
— Есть мадья-а-ары-ы-ы!..
А Митька уже стремглав несся к Сухой балке. Быстрее его никто на свете не бегал.
Побежал за ним и я. Меня тут же обогнал парень,
