Возраст гусеницы - Татьяна Русуберг
А я-то хотел ей доброго утра пожелать! Наивный.
Мой мобильник зазвонил так громко и внезапно, что мы оба вздрогнули. Я выхватил его из кармана, чуть не выронив на траву.
— Привет, это Лаура. — Голос сестры в трубке был чуть запыхавшимся. — Я уже третий раз звоню. Что у тебя с телефоном?
— Сети не было, — объяснил я, беззвучно проартикулировав для Маши: «Сестра».
Она тихо подошла ближе.
— Я сейчас в парке с дочкой гуляю. Одна. Можем пересечься.
Лаура предложила встретиться у оленьего парка со стороны кафе. Я громко повторил ориентиры для Маши. Она тут же сунула мне под нос смартфон с открытыми «Гугл картами» и энергично закивала.
— Отлично, — ответил я и добавил, расшифровав Машины знаки: — Буду там через двадцать минут.
Мы договорились отправиться к парку вместе. Я подойду к кафе один, а Мария будет держаться на расстоянии «для моральной поддержки», как она выразилась, пока я второпях упаковывал спальник.
— Зубы хотя бы почистить, — вздохнул я, когда мы выбрались из леса на велосипедную дорожку.
— Некогда. На вот жевку. — Маша сунула мне в руку скользкую подушечку V6.
Я на ходу закинул ее в рот.
— Ее зовут Оливия. — Лаура склонилась над коляской, из которой тянулись к подвешенным погремушкам пухлые ручонки, и поправила моей племяннице соску. — Ей почти семь.
Я не слишком разбираюсь в младенцах, вернее, совсем не разбираюсь, но эта малышка показалась мне миленькой. Ее розовощекое личико было аккуратным, точеным, как у старинных фарфоровых кукол, а огромные ясные глаза — ярко-голубыми.
— Скоро в школу, — попробовал пошутить я и по взгляду сестры сразу понял, что неудачно. — Оливия — красивое имя. Прямо как в песне, — попытался я исправить ошибку.
— Ноа, давай сразу договоримся. — Сестра поджала бледные губы, решительно толкая коляску вперед. — Ты хотел поговорить, задать какие-то вопросы. Я согласна на них ответить, но при одном условии.
— Каком? — спросил я, отчего-то заранее холодея сердцем.
— Ты больше не будешь приходить и звонить, — сухо ответила Лаура. — Ты уже взрослый. У тебя своя жизнь, а у меня своя.
«И места в ней для тебя нет», — добавил я горько про себя.
Несколько шагов мы прошли молча, только Оливия гулила в коляске, жизнерадостно пуская пузыри.
— Это из-за того, что я натворил? — наконец смог произнести я.
— Что? — Лаура отстраненно скользнула глазами по моему лицу. — Не знаю, о чем ты, но дело не конкретно в тебе. Просто… Я давно оставила прошлое позади и не хочу туда возвращаться. И тебе бы посоветовала того же.
— Но ты пыталась связаться с мамой, когда Оливия родилась, — возразил я. И почему все вокруг так любят давать мне непрошеные советы? — Это разве не возврат в прошлое? К тому же это у тебя оно есть. А у меня его отобрали. Стерли все, что было до шести лет.
— Откуда ты знаешь? — Лаура впервые за время нашего разговора посмотрела на меня прямо. Впервые увидела понастоящему.
— Что ты маму разыскивала? — Я наклонился и подобрал резиновое кольцо, которое Оливия выбросила из коляски. — Она сама рассказала. Не мне, а своей подруге. Я узнал уже после маминой смерти. Мама от меня все скрывала. Тебя, брата. Что отец жив.
— Она просто пыталась тебя защитить. — Сестра отобрала у меня кольцо, обтерла влажной салфеткой и отдала малышке. — А я, дура, хотела, чтобы у Оливии была бабушка. Но Матильда снова выбрала тебя.
Наверное, на моем лице что-то отразилось, когда Лаура назвала маму по имени, и сестра криво усмехнулась.
— Да, Матильда. Матерью для меня с двенадцати лет была совсем другая женщина. — Она снова пошла по дорожке, толкая перед собой коляску, на колеса которой налипали влажные листья.
— Ты сказала, мама меня хотела защитить. От чего?
Лаура молчала, глядя прямо перед собой, и я продолжил:
— Поэтому ты скрываешь прошлое от мужа? В нем есть что-то, чего ты стыдишься?
Сестра дрогнула лицом, бросила на меня косой взгляд и ускорила шаг.
— Как насчет матери, которая бросила меня, когда мне было всего двенадцать? Или брата-уголовника, выросшего в психушке? Ах да! — Она испустила визгливый смешок, сжимая ручку коляски так, что костяшки побелели. — Есть еще младший братик. Его мамочка в детстве похитила, и полиция их разыскивала по всей стране! А еще папаша с дядей, которые… — Лаура запнулась, хватая воздух пересохшими губами.
К нам приближались прохожие — две семьи с детьми. Женщины раздавали детям помладше морковки — вероятно, для оленихи, которая застыла между деревьями у дорожки, глядя на людей в тревожном ожидании.
— Так что отец с дядей? — напомнил я, когда мы миновали гуляющих.
— Не лучше остальных, — коротко ответила сестра, успевшая вернуть себе самообладание. Только розовые пятна на щеках напоминали о недавней вспышке. — Ты хотел расспросить меня о прошлом, так спрашивай. Через полчаса мы с Оливией возвращаемся домой.
Я закусил губу, пытаясь выцепить из толкущихся в голове вопросов самые важные.
— Расскажи, что случилось в тот день, когда отец упал с лестницы, — решился я.
— А ты ничего не помнишь? — покосилась на меня Лаура.
Я покачал головой.
— Только то, что стащил у Мартина его камни и играл с ними в коридоре у лестницы. Испугался шума, голосов, решил, что меня застукают, и спрятался внизу. И потом увидел отца на полу… кровь… — Голос прервался. Видения из моего сна на миг заполнили аллею, скользя серыми призраками между стволами голых деревьев.
Я тряхнул головой. Косули. Это косули грациозно вышагивали по парку, направляясь к кормушке с сеном.
— В общем, все верно, — сухо отозвалась сестра. — Только ты ничего не стащил. Мартин сам дал тебе камушки.
Я пораженно вскинул глаза на Лауру.
— Мартин дал? Но он же терпеть не мог, когда я трогал его коллекцию!
— Тебя нужно было как-то отвлечь. — Она пожала плечами и подала Оливии выплюнутую соску. — Обстановка дома накалилась, все были на нервах. Ты путался под ногами, капризничал — на тебя тоже все это повлияло. Мартин знал, что с камнями ты мог играть часами.
Я автоматически шагал вперед, не чувствуя облегчения от того, что часть моей вины легла на плечи брата.
— Это из-за того, что родители собирались разводиться? — уточнил я.
Лаура кивнула.
— Напряжение между ними нарастало несколько месяцев, может, дольше. А в тот день все просто взорвалось. — Она помолчала, словно припоминая случившееся. Утрамбованный песок дорожки хрустел под нашими подошвами. Оливия в коляске начала задремывать. — Был жуткий скандал, — продолжила сестра каким-то мертвым, невыразительным голосом. — Мама ушла, хлопнув дверью. Мы с Мартином тоже сильно поссорились. Вмешался отец. Но Мартин уже тогда
