Возраст гусеницы - Татьяна Русуберг

— Почему? — удивился я.

Некоторое время Маша шла молча, засунув в карманы мерзнущие руки, но в итоге ответила:

— Вопросов там задают слишком много. А потом властям стучат. Да и небезопасно в таких местах. Всякие личности попадаются: торчки, психи. На улице спокойней.

«Но холодней», — подумал я. Конечно, у меня есть спальник. Но он только в сухости тепло хранит. А на мокрой после дождя земле… Нам обязательно нужно найти сухое место, желательно — под крышей. Ведь в любой момент снова может полить. И тут я подумал кое о чем.

— Маша, а где ты ночевала все это время?

— Пока ты у бати под пуховым одеялком нежился? — покосилась она на меня. — А я-то все думала, когда ж ты спросишь.

Мне снова стало жарко. Выходило, что я вроде только своими проблемами грузился и Марию грузил, а тем, как она почти неделю одна провела, даже не поинтересовался. Но я ведь за нее переживал, правда! И думал часто о ней. Просто спросить стеснялся — потому что это я ее бросил. И потому, что у меня все это время был какой-никакой отец, а у нее — вообще никого.

— Спасибо тебе, Медведь, за заботу, — язвительно продолжила Маша, пока я пытался собраться с мыслями и духом. — Но там, где я была, меня уже нет.

Она решительно зашагала вперед, печатая шаг. Мне осталось только плестись следом, иногда переступая через ее голенастую тень, брошенную мне под ноги очередным фонарем. Вскоре мы вышли на улицу с автобусной остановкой, и Маша повернула направо, в сторону центра города и вокзала.

— Мы возвращаемся? — робко поинтересовался я.

Мария молчала. Явно все еще на меня злилась. Хотя в том, что Лаура меня послала и Машин план не сработал, моей вины точно не было. Знать бы, о чем таком Лаура не хотела рассказывать мужу? Лично я не видел ничего криминального в том, что у тебя есть младший брат, с которым тебя разлучили на много лет. Это же не ребенок по залету в шестнадцать, тайно отданный на усыновление. О чем же сестре так важно было умолчать, что она даже родного брата выставила за порог? И при чем тут Вигго? Стоило мне заикнуться о нем, и Лаура побледнела так, словно я на нее пистолет наставил. Она испугалась. Реально со страху чуть в обморок не грохнулась. Может, наш дядюшка ее тоже душить пытался? Но за что?

За шиворот мне опрокинулась пригоршня ледяной воды, и я снова включился в окружающую действительность. Оказалось, мы топали по велосипедной дорожке, ведущей через лес вдоль дороги, по которой проносились редкие машины, и какая-то низко висящая ветка только что обеспечила мне освежающий душ.

— А мы идем куда-то конкретно или вообще? — решился я спросить Машин затылок.

— Мы идем к светлому будущему.

Я задумался.

— И долго туда идти?

— Ясен пень, долго. Оно ж будущее! — фыркнула Маша и вытащила из куртки смартфон. Поводила пальцем по экрану и решительно свернула в лес.

— Ты уверена, что нам туда?

Ответом меня не удостоили, так что я пошел за светлячком фонаря, который Маша включила в телефоне. Какое-то время мы лезли вверх по покрытому травой и мелким кустарником склону. Один раз Мария поскользнулась на мокрой кочке и чуть не скатилась вниз — хорошо, я ее поймал. Она с чувством выругалась по-русски и стала карабкаться дальше. Остановилась только у самой вершины. Отсюда между деревьями прекрасно просматривалась освещенная дорога.

Луч телефонного фонаря зашарил по траве, усыпанной опавшими листьями.

— А что мы ищем? — поинтересовался я. Любопытство победило уязвленную гордость.

— Вход, — удостоила наконец меня ответом Маша.

— Вход куда? — Я вытащил из рюкзака фонарь и тоже посветил на землю.

— Сюда. — Она сделала несколько шагов влево и остановилась.

Я подошел ближе. В мертвенно-белом свете телефона трава казалась серой, как и замшелая бетонная плита, которую она окружала. В нижней части плиты виднелось узкое черное отверстие, похожее на лаз.

— Что это? — Я посветил в дыру своим фонарем. Его луч выхватил из темноты уходящие в глубину ступеньки.

— Бомбоубежище.

— Шутишь?

— А похоже, что мне смешно? — Маша подняла голову, свет упал на ее усталое лицо. — Тут в округе кучу таких понастроили после Второй мировой, когда боялись, что Советский Союз их ядерными бомбами закидает. Да и во всех больших городах они есть. Посвети-ка мне. — Она сунула телефон в карман и собралась лезть в дыру.

— Подожди! — Я придержал ее за плечо. — А это законно? Убежища же наверняка в ведении этой, как ее… Гражданской обороны!

— Ну так позвони туда и спроси, — огрызнулась Маша. — А я пока осмотрюсь.

— Да стой ты! — Я крепче стиснул ее руку. — Я первый пойду. Вдруг там опасно. Все такое старое.

— Ну давай, — неожиданно легко уступила она и выпрямилась. — Только башкой не впились там ни во что. Потолки низкие.

Я сел на край лаза и спустил ноги вниз. Постарался нащупать ступеньки. Наверное, когда-то тут был люк, но то ли он сгнил, то ли его специально сорвали. Начало лестницы густо покрывала раскисшая палая листва, но чем дальше вниз, тем становилось чище и суше.

— Чего ты там высиживаешь? — нетерпеливо поторопила Мария. — Из твоих яиц цыплята не вылупятся.

Я закусил губу и скользнул в дыру, дохнувшую на меня погребом.

5

— Спальник давай.

Маша стояла в проходе между двумя длинными деревянными скамьями, одну из которых, очевидно, присмотрела себе в качестве кровати. Я бы, если честно, предпочел спать на полу: оттуда никуда не упадешь, а нас в мешке все-таки будет двое. К тому же внизу такие же доски, из каких скамейки сделаны, относительно чистые и сухие.

Я стянул с плеча рюкзак и вытащил спальник из нижнего отделения. Маша положила на скамью фонарь, достала спальный мешок из чехла и встряхнула.

— А коврика у тебя нет?

Я с сожалением покачал головой.

— Я ж в машине собирался спать. Можно куртки вниз подложить, если что.

Так мы и сделали. Мария расстелила спальник поверх курток, расстегнула молнию и сморщилась:

— Фу, Медведь! Ты вообще стираешь его хоть иногда?

— Вообще-то я его у отца проветривал, — пробормотал я смущенно. — Стирать спальники нельзя, они от этого портятся.

— Может, тебе самому проветриться, а? Воняет, блин, так, будто внутри кто-то испортился, — Маша помахала перед носом ладошкой, — и даже