Возраст гусеницы - Татьяна Русуберг
— Ну прости. — Я обиженно развел руками. — Кровати с матрасом у меня с собой нет.
— А жаль, — вздохнула Мария. — Значит, будем дышать ртом. — С этими словами она сковырнула с ног кеды, ящеркой юркнула в мешок и застегнулась под самое горло.
После ее подколок лезть к ней как-то расхотелось. Я поднял фонарь и поводил им вокруг, рассматривая бомбоубежище. Оно представляло собой длинную и просторную трубу, с одной стороны заканчивающуюся тупиком, а с другой — стеной с дверью, ведущей к лестнице наверх. Вдоль стен тянулись скамейки, на которых, по моим прикидкам, могли разместиться человек пятьдесят, если бы они сидели, плотно прижавшись друг к другу. Ламп внутри не было, зато вентиляция где-то работала, потому что воздух не казался затхлым или спертым. Здесь, под землей, я не мерз так, как снаружи: сюда не проникали сырость и ветер, хотя температура вряд ли была выше десяти градусов.
— Тут уже побывал кто-то до нас, — заметил я, водя лучом фонаря по граффити на выгнутых стенах, образующих купол над нашими головами. Я мог выпрямиться в полный рост только в самой высокой его точке.
Slow kill [50]— высветил фонарик надпись рядом с моей головой. Lost [51]— истекали ниже синей краской огромные буквы. Остальное пространство заполняли совсем уж непонятные теги, морды каких-то чудовищ и изображение довольно кислотного на вид гриба.
— Ясен пень, не мы одни такие умные, — отозвалась Маша и протяжно зевнула.
Я опустил фонарь себе под подбородок так, чтобы лицо освещалось снизу вверх, и начал замогильным голосом:
— Настал апокалипсис. Мир поразила ядерная катастрофа. Выжили только двое — в этом бункере. Теперь они одни во всем огромном мире. — Я направил фонарик на Машу и спросил уже нормальным тоном: — Как тебе такой сюжетец?
— Кончай уже в глаза светить, — отмахнулась она и прикрыла лицо локтем.
— Нет, ну правда. — Я сдвинул луч чуть ниже, чтобы не слепить ее. — Что бы мы делали, если бы на самом деле остались единственными выжившими?
— После атомной бомбежки? — Маша снова широко зевнула. — Да тапки бы откинули от радиации. Причем подыхали бы долго и мучительно.
— А если это убежище защищает от радиации? — не сдавался я.
— Тогда сдохли бы от голода и жажды.
— Мы бы могли добыть и то и другое на поверхности, — возразил я.
— Вот тогда бы мы точно от радиации скопытились.
— Ты просто неисправимая пессимистка. — Я покачал головой. — Может, мы бы превратились в мутантов и стали родоначальниками новой расы супергероев?
— Целиком за, если героев будешь рожать ты. — Маша завозилась, глубже утрамбовываясь в мешок. — Ну, идешь уже или нет? Дубак же.
Я отложил фонарь и потянулся к молнии.
— Только учти. — Глазищи с огромными зрачками блеснули на меня из полумрака. — Спать будешь спиной ко мне. Развернешься — яйца разобью на омлет!
— Принято, — вздохнул я и стянул кроссовки.
Вдвоем упаковаться в одноместный спальник оказалось совсем непросто. После пары неудачных попыток я стал убеждать Машу, что единственная возможность застегнуть молнию — снять с себя самую объемную одежду.
— Я же не прошу до трусов раздеваться, хотя так в мешке спать теплее, — пытался я донести доводы разума до шипящей из глубин спальника дикой кошки. — Сними хоть толстовку, а я сниму свою. И вообще, мы же уже спали вместе, забыла? Чего теперь выделываешься?
— У пастора в спальне сиськами прижиматься не требовалось! Ты еще скажи, голыми теплее, любовь согреет, — возмущалась Мария, стаскивая-таки кофту через голову. — Откуда, кстати, такие познания? У вас на диком острове в школе, что ли, учили выживанию на природе?
— Я скаутом был в младших классах, — оскорбился я. — Мы в походы ходили. И остров, кстати, очень даже культурный.
— Скаутом? — Маша наконец выпуталась из толстовки, и ее куцые лохмы встали дыбом, будто она сунула палец в розетку. — Реально, Медведь, ты был бойскаутом?! — Она начала ржать так, что по убежищу заметалось эхо.
Не понимаю, что в этом смешного?
Я в сердцах скинул кофту и снова полез в теплые мешочные объятия.
— Ай!
Нас обоих шибануло статическим разрядом, но после долгой возни и Машиного ворчания нам наконец удалось застегнуться. Лежать, правда, мы могли только в одном положении — на боку. У Маши оказались ледяные руки и ноги — наверное, она действительно сильно мерзла.
— Засунь ладони мне под мышки, — предложил я. — Так быстрее согреются.
— А кактус тебе в жопу не засунуть? — отозвалась Маша, но уже сонно и вяло.
Через пару минут я почувствовал, как ее ладошки скользнули-таки в теплые впадинки под моими руками, а потом и ступни устроились у меня между голенями. Вскоре ее тело расслабилось, и она мерно засопела мне в шею.
Я подумал, что, наверное, вот это и есть счастье. На мгновение захотелось, чтобы наверху, на поверхности, действительно что-то произошло — глобальный катаклизм, нашествие зомби, неважно. Только бы мы могли задержаться тут, в бункере, вдвоем и забыть об окружающем мире, будто бы его и не существовало.
А потом я тоже заснул.
Когда проснулся, Маши рядом не оказалось. Не знаю, как надо спать, чтобы не почувствовать, как тебя расстегивают, потом через тебя же лезут и снова застегивают, — наверное, как бревно. Вот что значит насыщенная событиями жизнь и свежий воздух, которого в бомбоубежище было даже слишком много — меня охватила зябкая дрожь, стоило выпростаться из мешка.
— Маша! — позвал я в полумраке.
Через неплотно закрытую дверь просачивалась слабая полоска света. Выходит, уже рассвело. Я накинул куртку, нашарил в кармане мобильник. На экране высветилось: 10:23. Ни фига себе я продрых!
— Маша! — крикнул чуть громче и тут заметил неприятный значок в верхнем углу мобильника. Похоже, здесь не ловила сеть.
Черт! А что, если сестра мне уже звонила? А номер был недоступен.
Я спрыгнул с лавки и рванул в дверь, чуть не шибанувшись лбом о притолоку. Вскарабкался по лестнице, поскальзываясь на листьях, и протиснулся в отверстие входа.
Снаружи меня встретил лесной покой, нарушаемый только шелестом шин с дороги у подножия холма. Проверил телефон. Фух, сеть появилась. Видимо, стены бункера ее глушили.
За спиной что-то хрустнуло, я резко обернулся.
— Маша! Ты где была?
— Пописать уже спокойно не дадут. — Она запустила пальцы в торчащие во все стороны волосы, пытаясь придать им подобие прически. — Блин, как бабки твои получим, я первым делом запишусь на стрижку. И, — она внимательно осмотрела свои ногти, — на маник. Кстати, — Маша подняла на меня чуть заспанные глаза, — ты во сне зубами скрипишь. Жуткий звук. — Она передернула плечами. — Завязывай
