Все оттенки боли - Анна Викторовна Томенчук
Она осталась одна. Отец недееспособен. Брата больше нет. Ох, Уилл… Кто-то же должен заниматься его похоронами? У нее не было сил, чтобы позвонить дворецкому отца. Нужно уточнить, все ли организовано, нужно ли вмешаться. Но правда была в том, что Рихтер бесполезна. При мысли о том, что ей нужно сосредоточиться и привычным образом взвалить на себя непосильный груз обыденных вещей, сознание мутилось. И она позволяла себе не думать – о брате, об отце, о похоронах, о череде случайных и неслучайных событий, грозивших перечеркнуть ее жизнь раз и навсегда. Просто не думать и ничего не делать.
Встретив Баррон на пороге студии, Теодора не сразу нашла в себе силы, чтобы заговорить, как будто речь требовала слишком больших энергетических затрат. Аурелия спокойно прошла в помещение, сбросила с хрупких плеч бежевое пальто и повесила его у входа. Зонт опустила в специальную стойку и приблизилась к Джеральду, который все так же смотрел в пол, как будто в разводах и пылинках крылись ответы на все вопросы. И, может быть, прощение.
Тео замерла, стараясь держаться как можно дальше от Корсара. Так странно. Еще два часа назад она считала его другом, близким человеком, принимающим ее однозначно и безусловно. А сейчас вздрагивала, стоило взгляду случайно выхватить его фигуру, будто он все еще держал нож у ее горла, будто все еще представлял угрозу. Да, она его переиграла, сломала сценарий, заставила отступить. Да, она выжила – и в этом только ее заслуга. Но страх никуда не делся.
– Чай? Кофе? – механически спросила Рихтер скорее из вежливости, чем искренне.
Аурелия посмотрела Теодоре в глаза.
– Не стоит. – Она покачала головой. – Спасибо.
Рихтер опустилась в кресло, где обычно работал Джеральд, и обхватила себя руками. Баррон устроилась напротив пациента. Она молчала, внимательно глядя на него. Теодора же следила за ними обоими, по-прежнему не ощущая себя в безопасности. Ее потряхивало от пережитого ужаса и от накопившейся тревоги. Хотелось забыться, но как? Как выключиться из реальности и вернуться только тогда, когда все устаканится? А наступит ли такой момент?
– Здравствуйте, – наконец заговорила доктор Баррон.
Она неторопливо представилась и замолчала на пару минут, будто и не ожидая реакции.
Джерри раскачивался на месте, стабилизируя себя этими незамысловатыми движениями. Он тоже молчал.
Теодора зачарованно следила за разворачивающейся перед ней сценой.
–Все хорошо, Джеральд,– продолжила Аурелия профессионально-спокойным тоном. Он подействовал даже на Тео, она вдруг поверила – хорошо. Действительно же, все закончилось, теперь все хорошо. – Давайте поговорим, – продолжила доктор Баррон.
Молчание. А Теодора бы поговорила. Она привыкла никому не доверять, привыкла к тому, что любое неосторожное слово будет использовано против нее, но сейчас ей очень хотелось просто поговорить.
– Я могу забрать вас в клинику. Там вы никому не сможете причинить вреда. Ни себе, ни окружающим.
Раскачивания прекратились, но Джеральд ничего не сказал.
– Это не тюрьма. Клиника. Хороший ремонт, тишина, профессиональные сотрудники. Вы сможете отдохнуть, и мы вместе разберемся в том, что тут чуть было не произошло.
Теодора вздрогнула. Она не успела рассказать доктору детали, но царапина на шее, бледность и ступор Джерри явно свидетельствовали о произошедшем. Тео вдруг почувствовала себя так, будто ее выставили обнаженной перед чужими людьми. Она сильнее вцепилась пальцами в плечи и опустила голову, не в силах больше смотреть на Баррон.
Когда же вернется Грин? В мире больше не осталось человека, к которому она была готова прийти в минуту слабости. И если уж быть совсем честной, он единственный, рядом с кем она ощущала себя в безопасности, настоящей, а не иллюзорной. С Акселем не было никаких подтекстов. Даже когда он держался от нее на расстоянии, ставил барьеры. Даже когда отгораживался от нее своим идиотским «вы», используя суржик, чтобы подчеркнуть эту никому не нужную дистанцию.
Сейчас, когда жизнь разрушилась, лишив ее опоры, Грин остался. Или и это она себе придумала, и тогда завтрашний день не принесет ничего хорошего. В нем просто нет смысла.
– Мы будем разговаривать столько, сколько понадобится, – продолжила Аурелия, формируя желанную всеми тропинку безопасности к разуму пациента, с помощью которой его можно зацепить, а потом вывести на свет. – Вы знаете что-то обо мне?
– Знаю.
И ведь сработало! Теодора увлеклась тем, что происходило перед ней, почти радуясь, что можно отвлечься от собственных переживаний.
– Наша задача – создать пространство, в котором вы будете чувствовать себя в безопасности настолько, чтобы начать свободно говорить.
– Она в порядке?..
Тео зажмурилась. Спрашивает о ней.
– Она в порядке. А вы, Джерри, вы в порядке? – тихо спросила доктор Баррон.
– Нет. – Он покачал головой.
У Теодоры защемило сердце от желания защитить этого мужчину. Она странный человек. Росла как фиалка на подоконнике, которую то и дело забывали поливать, упрямая и гордая, но одинокая. И все ей надо кого-нибудь спасти. Как отчаянно она пытается ухватиться за собственную нужность тогда, когда лишила поддержки даже брата.
– Хотите рассказать?
– Я ничего не помню. Но что-то внутри заставляло меня действовать плохо. Мне очень жаль. Очень жаль. – Он уронил лицо на руки и снова начал раскачиваться, снова и снова шепча, как ему жаль.
– Джерри, вы готовы поехать со мной? – снова спросила Аурелия.
– Если она будет в безопасности – готов. Вы поможете выяснить, что произошло?
Доктор Баррон осторожно кивнула и достала телефон.
– Помогу, – после паузы ответила она. – Если вы позволите себе помочь.
Некоторое время спустя
Возвращаться в квартиру было странно. Как будто теперь, когда они с Грином провели рядом ночь, все должно измениться. Как будто она должна попасть в новое пространство. Но вместо этого Теодору встретила тишина и пустота, от которых раньше Тео спасалась работой, а потом музыкой. Сейчас спасаться было нечем. Музыку отравил Джеральд, а от работы она почти полностью избавилась, собственной рукой подписав бумаги на продажу бизнеса.
Теодора сбросила одежду и долго стояла под горячим душем, смывая с себя боль, шок, отчаяние и усталость. Потом обработала порез на шее, который неприятно жгло, надела домашний костюм и уселась у окна с чашкой травяного чая. Телефон молчал. Грин не писал. Ругая себя за слабость, она набрала короткое: «У меня все хорошо. Спокойной ночи».
Отправила. И тут же пожалела, что отправила. Дурацкий поступок слабой женщины, которая подобно подростку требует внимания любимого человека, невзирая на то, чем он занят и какие задачи решает.
В спальне неуловимо чувствовались следы присутствия Акселя, а на душе скребли кошки. Тео не понимала, как
