Все оттенки боли - Анна Викторовна Томенчук
Аксель достал телефон и с удивлением обнаружил, что аппарат сел. Черт побери. Он дошел до автомобиля, взял зарядное устройство и вернулся в дом. Включил телефон и ждал, что начнут приходить сообщения, но аппарат молчал. Стоит ли кому-то звонить? Сбросив оцепенение, Грин набрал номер Кристиана.
– Да. – Голос француза звучал глухо, отдаленно, но ответил он сразу.
Аксель не знал, радоваться по этому поводу или беспокоиться.
– Ты нашел ее?
Говорить по-французски было непривычно, но с каждым словом Аксель чувствовал себя все увереннее. Он невольно поблагодарил суровую школу Клиффорда, которая включала в себя и изучение нескольких иностранных языков. В Треверберге были распространены английский, французский и немецкий во всем многообразии наречий. Существовала большая русскоговорящая диаспора, которая внесла свой вклад в особенности произношения и построения предложений, в том числе сконцентрировав внимание общества на «ты» и «вы» – обращениях, малопонятных англоговорящему населению. В приюте каждый знал: чем больше языков ты усвоишь, тем легче тебе будет в жизни. Поэтому Грин, с детства привыкший переключаться между языками, отточил полученные навыки в армии. Но после нее говорил, переключаясь между немецким, английским и русским языками. Популярность французского за эти пятнадцать лет в Треверберге падала, уступая место англосакскому влиянию.
Город переселенцев. Город в центре Европы, который никак не мог определиться, по какую сторону от Берлинской стены ему стоит закрепиться. В иносказательном смысле, конечно.
– Пока нет. Еду туда, где она может быть. Грин, почему ты не позвонил раньше?
Аксель застыл. Медленно поднял глаза и встретился взглядом с обеспокоенным и измотанным Карлином, который крутил в пальцах портсигар и внимательно слушал.
– Раньше не было оснований.
– Ты что-то обнаружил?
– Не знаю. Ты знаком с Джонатаном Уильямсом? – спросил Грин.
– Конечно.
– А в Афинах бывал?
– Как турист или по работе?
В тоне Бальмона что-то изменилось, и Аксель почувствовал благодарность. За то, что, несмотря на жуткий страх за Жаклин, Кристиан находил в себе силы отвечать на дурацкие вопросы.
– Конференции. Мероприятия. Что угодно, где появлялась бы Анна, ты, Уильямсы, Туттоны, Нахманы.
– Ежегодные мероприятия. Конечно, бывал. А что такое?
– Не замечал ничего не обычного?
– Связанного с Джонатаном? – осторожно уточнил Кристиан.
– Возможно. Или не только с ним.
– Я понимаю, что ты не можешь дать мне подробностей. Но сейчас не способен тебе помочь. Не понимаю, как это сделать. Обычные конференции, уйма людей, пьянки. Джон часто выступает, его легко встретить на любом мероприятии, которое относится к медицине. Нас нельзя назвать деловыми партнерами, но некоторые проекты Уильямса моя семья поддержала. Ты считаешь, он причастен?
Аксель мгновение помолчал, прокручивая в голове полученную информацию.
– У меня вопрос. Сувениры… Статуэтки с Аресом – это что?
– Арес? – Кристиан явно удивился. – Сувенирка конференции. Статуэтки, медальоны и монеты. Уильямс как-то сказал, что медицина – это та же война.
– Это его идея?
– Озвучил ее он, – уклончиво ответил Кристиан. – А Арес тут при чем?
– Пока не знаю. Спасибо, что рассказал. Пожалуйста, позвони, когда найдешь Жаклин.
Бальмон шумно выдохнул:
– Да. – И отключился.
«Когда найдешь Жаклин».
Грин лучше кого бы то ни было в этом мире должен был понимать, что Кристиан может ее и не найти. Ее вообще могут не найти.
II
Теряя сознание, ты остаешься один в мертвой бесконечности. Обычно люди «видятся» с ушедшими родными или осознают нечто важное, просматривая собственную жизнь, как дешевый фильм, снятый студентами ради зачета.
Ты чья-то курсовая, Жаклин.
Хотя нет. Она не тянула даже на самодеятельность. Ведь когда тело сковывала ледяная боль, а легкие начали пылать от недостатка кислорода, она не думала ни о чем, кроме того, что шансов нет. Она не вспоминала о прошлом, об Анне, не анализировала сложную ситуацию с отцами, не звала Кристиана на помощь. Она камнем пошла ко дну и замерла на границе сознания. И только истинно бальмоновское упрямство помогло ей не глотнуть воды вместо воздуха. Утонуть страшно. Еще страшнее, чем столкнуться с убийцей.
Неведомая сила потянула ее вверх. Жаклин сжала ладонь и почувствовала, как подцепила что-то со дна. Ее все тянули и тянули. Рывком поставили на ноги. Ударили по груди. Больно. Или холодно? Удара она не почувствовала, но закашлялась. Ален куда-то потащил ее безвольное тело. Его рука была горячей, страшно горячей, казалось, в том месте, где он касался ее кожи, скоро появятся волдыри. Он ругался. Ругался сквозь зубы, но она не понимала. Ветер заморозил ее тело, идти в холодной воде было невозможно.
Она не сопротивлялась, когда ее бросили спиной на землю, не пошевелилась и не застонала, когда от удара из пылающих легких вышли остатки воздуха. Она не понимала, что он делает. Не вздрогнула, когда он рванул на ней кофту, за ней бюстгальтер, обнажая тело. Жаклин смотрела в сторону. Когда на кожу плеснули едко пахнувшую алкоголем жидкость, а когда-то желанные руки принялись растирать тело, она не отреагировала.
Ален что-то бормотал. Она не видела его лица, но почему-то подумала, что он выглядит по-детски и глупо. Его речь никак не укладывалось в голове, или Жаклин просто потеряла способность идентифицировать французские слова. Теплее не стало. Прикосновения удовольствия не приносили, но и страх ушел.
Ей было так холодно, что стало все безразлично.
С тихой руганью Ален снова рывком поставил ее на ноги, обнял за плечи, когда она чуть не упала, снова куда-то поволок.
– Какая изнеженная принцесска.
Принцесска?..
Ох, сказала бы она ему! От злости кровь снова побежала по венам, но сил по-прежнему не было. Жаклин не понимала, что он хочет делать, и уже не могла думать о спасении. Ее усадили у огня.
– Наверное, я ошибся в тебе.
О, эту фразу она вполне четко расслышала и поняла. С трудом подчинила себе мышцы шеи, спины и подняла голову, чтобы поймать его взгляд. Мокрая одежда прилипла к его телу, но Ален будто не чувствовал. Он прислонил Жаклин к покрытому махом валуну, а сам принялся возиться с костром.
Как это романтично.
Ублюдок.
Она вдруг почувствовала, что по-прежнему сжимает какой-то предмет. Видимо, инстинктивно подобрала камень, когда коснулась дна. Пригодится. Второй рукой осторожно ощупала землю рядом с собой, но она была совершенно голой. Не повезло.
– Я стоял в этом озере часами. Стоял и молчал! А потом выходил на берег и стоял там под ветром. Но я усвоил урок, а ты сломалась. Я думал, ты сильная, но ты такая же, как все.
Она хотела много ему сказать, но вместо этого молчала, по-прежнему пытаясь
