Во тьме безмолвной под холмом - Дэниел Чёрч
Ее вопрос повис в воздухе.
– Я поищу, конечно, – сказала наконец Мэдлин. – Но непохоже, чтобы жители фермы хотели что-то предотвращать. Для них это все равно что для нас с Милли – Судный день и второе пришествие. – Она поморщилась. – Не скажу, что сама хотела бы дожить до этих событий.
– Если что-то и делать, то нужно успеть до темноты, – заявила Элли. – Мэд, там еще что-нибудь говорится об этих… созданиях? Какие-нибудь способы навредить им? Бороться с ними?
Мэдлин снова поморщилась.
– Товарищи, которые все это записывали, скорее рассчитывали с ними закорешиться. Хотя для этого им все равно нужно было как-то обеспечить себе защиту. Так что об этом они позаботились. Но скорее всего, эту сволоту ничего не берет, кроме света. От огня, от солнца – любого света. Что вполне логично. Порождения ночи, и все такое. Тролли при свете дня превращались в камень, помните?
– Тролли? – переспросила Шарлотта.
– Тролли, гоблины, маленький народец… Уж не отсюда ли пошли эти истории? Во всяком случае, некоторые из них. Но да, пока я знаю только насчет света.
– Словом, ничего нового.
– Все лучше, чем совсем ничего.
– А свет может их убить? – спросила Элли.
– Почему бы и нет? Если они живые, значит, могут и умереть, верно?
– Черт, будем надеяться. – Поморщившись, Элли поднялась на ноги. Рубен потянулся и потерся о ее лодыжку. – И давайте начнем готовиться.
51
– Ты смотри, что натворил. Тупой уебок.
– Прости, мамань.
– Кончай ныть. А теперь дай мне это и проваливай. И неча пялиться на мои сиськи.
– Я не…
– Да, да. Господи. Каждый раз одно и то же. А теперь пшел вон. И это забери! Выльешь в раковину.
Дом выскользнул из ванной с миской кровавой воды; застегивая лифчик, Лиз изучала себя в зеркале. Бинты и хирургическая лента крест-накрест пересекали ее торс, отмечая места, куда угодила дробь. Всего семь, включая левую руку и правую ногу. Вряд ли это можно назвать счастливым числом, но все равно на удивление мало. А вот ощущения были куда хуже. Лиз повытаскивала дробины пинцетом, и теперь они лежали на тарелке, облепленные крошками от тоста.
Раны по-прежнему болели зверски, несмотря на ибупрофен. В доме были еще таблетки с кодеином, но от них Лиз всегда вырубалась, а сейчас она не могла себе этого позволить.
В одном грязном исподнем она прошла в спальню и стала рыться в комоде. Вельветовые брюки, чистая рубашка, новый свитер. Старая одежка и изрешеченный жилет валялись кучей в углу. Сжечь их можно и потом. А пока у нее есть дело.
Спустившись вниз, она надела новое пальто и осмотрела оставшееся оружие. Был помповый дробовик, но из разрешенных законом – всего три патрона, и еще один в патроннике. Тем не менее Лиз взяла его и обрез, а затем набила карманы патронами. Взяв из шкафа непромокаемую простыню и фольгированное одеяло, она сунула их под мышку, нашла трость и прошла на кухню.
Там сидел Дом в обнимку с двумя собаками.
– Запри за мной дверь, – велела Лиз. – И не выключай свет.
– Да, мам.
Тяжело дыша, Лиз зашагала через двор. Скоро стемнеет, Они снова выйдут, и тогда помоги Господь Элли чертовой Читэм, Милли Эммануэль, Кэддикам и прочей сволочи. Помоги Господь и Джесс, этой вероломной маленькой шлюхе, Иуде проклятой. А пока ей предстояло сослужить последнюю службу.
Она понятия не имела, чем Они могут воздать ей за старания, чего ей вообще хочется. Все ее дети умерли, кроме бестолкового Дома и Иуды Джесс, а она слишком стара, чтобы завести новых. Ничего, потом разберется, стоит ли еще ради чего-то жить. Если нет, она без колебаний покончит с собой. Сейчас это не имеет значения. Лишь бы Пляска состоялась и Спящие пробудились. Это и будет ее местью Джесс, Читэм и всему сволочному миру. А остальное приложится.
Лиз направилась в Курганный лес, но в этот раз обходным путем, чтоб ее не нашли по следу. Она покараулит до темноты, потом пойдет домой и запрется на ночь. А там посмотрит, что принесет новый день – если он вообще наступит.
52
На лугу уцелевшие собрали запасы еды и топлива: каждую щепку, каждую каплю бензина, а также палатки, постельные принадлежности, все лекарства и перевязочные материалы, какие удалось вытащить из аптеки. Развели костерки, чтобы согреться; большие костры разожгут после наступления темноты.
Ноэль обходил периметр с винтовкой наперевес в компании Элли. Рубен рысил за ней по пятам. Ноэль молчал; возможно, ему не давало покоя содеянное. А может быть, и нет: как ни потрясло Элли поначалу убийство Киры, она уже почти и думать о ней забыла. У нее сейчас были проблемы поважнее: люди обращались к ней за советом. Они ждали, что Милли позаботится о них, а Элли подскажет, что делать. Вполне справедливо. Это ее работа, ее обязанность, и Элли искренне радовалась этому: слишком часто она ощущала страшную опустошенность, словно все пережитое вынуло из нее душу. Она все равно что воздушный шарик (Элли почти рассмешило это сравнение): дряблая, пустая оболочка, которая сдуется, если постоянно чем-нибудь не подкачивать.
У нее нет ни семьи, ни веры. Ничего, кроме работы. Нет даже собаки – хотя Рубен, похоже, удочерил ее. Ты ему понравилась, говорила Мэдлин. Маленький негодник, похоже, теперь больше тянулся к Элли, чем к законной хозяйке. Элли оглянулась на лагерь, но не смогла разглядеть Мэдлин в толпе; единственной узнаваемой фигурой была Милли, снующая от палатки к палатке в своем розовом пуховике.
Возможно, Рубен учуял на Мэдлин следы тварей: она до сих пор страдала от ран и держалась исключительно на таблетках. В каком-то смысле чудовища и на ней оставили свою метку. У всех остальных травмы были вызваны шоком, обморожением и несчастными случаями: обычно тем, до кого добирались твари, никакая помощь уже не была нужна.
Изучив семейную Библию Харперов, викарий растеряла всю энергию. Скорее всего, от усталости и травм, но Элли опасалась, что тут нечто похуже. Милли под завязку накачала Мэдлин антибиотиками, но они пока что не помогли.
Элли с Ноэлем завершили обход. Вокруг инвалидного кресла Мэдлин собралась толпа: бледная и измученная, викарий как могла старалась подарить своей пастве надежду. Заметив в толпе Милли, Элли протиснулась к ней.
– Господь не забыл нас, – говорила Мэдлин. – Он по-прежнему здесь, по-прежнему смотрит на нас. Я не претендую на то, чтобы знать Его волю, почему это случилось и будет ли этому конец. Возможно, нас еще помилуют. Но мы должны верить. Я
