Замерзшее мгновение - Камилла Седер
— Ну, мы планировали переговорить с мальчишками, — попытался защититься Телль и посмотрел на Карлберга. — Карлберг их вызовет. Пусть с младшим придет мать, чтобы не началась вся эта канитель с социальными работниками. Все равно они наверняка скажут, что в этом нет необходимости.
Он увидел, как окаменело лицо Бекман. Возможно, ее задело, что Телль отдавал предпочтение Карлбергу в умении разговорить сыновей Вальца.
Решение Телля было основано на возрастном аспекте. При ведении допросов у начинающих ассистентов часто ощущался недостаток полицейского опыта. Но в данном случае он верил в Карлберга: тот еще молод и, возможно, лучше поймет образ мыслей семнадцатилетнего парня.
Телль поймал себя на том, что по-прежнему думает об Андреасе Карлберге как о зеленом юнце, хотя тот уже проработал в полиции довольно много лет. Кроме того, он был тихим симпатичным человеком, которому люди легко доверялись, чего Телль не мог сказать, например, о себе.
Он раздраженно пригладил волосы с ощущением, что упустил основную нить расследования. Вернулась мысль, не дававшая ему покоя вчера: нет никаких логических объяснений, почему один и тот же человек хотел убить двух мужчин столь разного происхождения и положения, между которыми нет абсолютно ничего общего? Обнаружение прокатного джипа «гранд чероки» в Ульрицехамне, конечно, шаг вперед, но Марк Шёдин пользовался им только два дня и, следовательно, мог переехать лишь одну из жертв. Да и техническая экспертиза показала, что при убийствах использовались разные машины.
Утром до собрания Теллю сообщили, что Марк Шёдин, предъявивший свое удостоверение личности Берит Юханссон в Ульрицехамне, действительно существует и зарегистрирован по адресу в Дальшёфорсе. Вначале он собирался позвонить Шёдину и вызвать его на уточняющий допрос в отдел. Ездить самим сейчас уже не было возможности. Телль исключил версию о том, что Шёдин может быть убийцей, взявшим орудие убийства напрокат на собственное имя.
Теллю не удалось дозвониться до Шёдина до начала встречи, и он еще успевал оценить, стоит ли обращаться с Шёдином как с подозреваемым, каковым тот формально являлся.
Тогда он, не теряя времени, решил отправить патрульную машину в деревню за Шёдином. Он извинился и пошел к Рене, чтобы поручить ей это задание.
Вернувшись в комнату для совещаний, где было безумно душно, он почувствовал, что настроение улучшается.
После сообщения Бекман и Бернефлуда о работе со старыми делами по схожим насильственным преступлениям увы, безрезультатной — они обсудили другие дела отдела, которые нельзя уже было больше откладывать.
Телль прекрасно понимал, что дополнительные ресурсы, на время выделенные в его распоряжение, висят на волоске. Если в течение ближайших дней он не покажет конкретные успехи, ресурсы отберут. Осознание этого факта снова испортило настроение. Когда Бекман, помимо всего прочего, еще сообщила, что Лисе-Лотт Эделль вернулась в усадьбу и просит выделить ей охрану, пропала последняя капля радости от работы.
Очевидно, Эделль боялась, что убийца — ведь никто так и не знал, кто и почему убил ее мужа — вернется и попытается убить ее.
— Об этом и речи быть не может, — сказал Телль, не пытаясь скрыть раздражение. — Ничто не указывает на существование подобной угрозы. Да и людей у нас нет.
В окне он увидел свое отражение. Иногда он уставал от себя самого.
40
Человек, сидевший по другую сторону стола, имел дурную привычку обдирать кожу вокруг ногтей. Телль попытался не смотреть на воспаленные ранки, которые Марк Шёдин не оставлял в покое, и должен был признать, что они не вписываются в общую картину.
Во всем остальном Шёдин был невероятно элегантен и выглядел именно таким экспертом по дебету и кредиту, каковым и являлся. Это было первое, о чем он сообщил Теллю: «Аудит Шёдина», фирма находится в Буросе.
Капля крови окрасила большой палец Марка Шёдина.
Телль вспомнил клинический пример, как-то приведенный Бекман из своей психологической практики. Речь шла о человеке, наверняка похожем на сидевшего перед ним Шёдина, который собирал свой кал в ящике под кроватью. Теллю не хватало специального образования, чтобы дать научное объяснение столь абсурдному поведению, но он предполагал, что каждый человека стремится дать выход своему напряжению. Если сохранять совершенство в других областях, то, что ты не хочешь выставлять на свет, хранится под кроватью в ящике дерьма.
Телль выработал собственную теорию, в которой был абсолютно уверен, хотя единственным ее научным элементом являлся его собственный эмпирический опыт двадцатилетней работы в полиции, многолетние навыки общения с людьми в ситуациях, обнажавших их примитивные инстинкты. Теория, собственно, заключалась в том, что совершенство что-то скрывает. Человеку, показывавшему безупречный фасад и ангельское терпение, есть что таить. Гнев, настолько сильный, что без постоянного жесткого контроля может перевернуть мир. Ящик дерьма под кроватью. Или труп, зарытый в саду.
Поэтому, на его взгляд, воспаленная кутикула делала Марка Шёдина человечным.
— То есть вы говорите, что я брал напрокат черный джип в Ульрицехамне в межпраздничные дни?
— Я сказал, что аренда джипа зарегистрирована на ваше имя двадцать седьмого декабря в прокатной фирме «Юханссон и Юханссон» в Ульрицехамне. Вы утверждаете, что брали тогда машину напрокат?
— Я даже не находился поблизости от Ульрицехамна в указанное время.
Ранка рядом с левым большим пальцем Шёдина снова открылась, и он остановил кровь, привычным жестом прижав к ней указательный палец.
Телль поднялся и взял упаковку носовых платочков, лежавшую на раковине за спиной Шёдина.
Лоб аудитора оставался сухим, несмотря на жар, исходивший от сильных ламп, а он по-прежнему не отрывал взгляд от Телля и явно не нервничал.
Протянув ему упаковку и кивнув на кровящую ранку, Телль показал, что сумел заглянуть за его фасад. Шёдин пробормотал что-то и обернул бумагу вокруг большого пальца.
Люди, казалось, безразличные к разговору в допросной полицейского отдела, о чем бы ни шел этот разговор, всегда вызывали у Телля подозрение. Если человек так хорошо держится в стрессовой ситуации, ему определенно есть что скрывать.
Шёдин откашлялся в третий раз и, кажется, наконец потерял терпение.
Если бы все оказалось так просто и Шёдин являлся убийцей, Телль определенно радовался бы больше. Однако это было не так, а Шёдина вдруг осенило и он произнес с явным облегчением:
— Теперь я понимаю, в чем дело! На второй день Рождества у меня украли бумажник — видимо, причина в этом. Кто-то воспользовался моими документами, чтобы украсть машину.
— Речь идет не только об угоне машины, мы расследуем убийство.
Шёдин замер и тяжело задышал ртом, не замечая,
