Все оттенки боли - Анна Викторовна Томенчук
Арабелла покачнулась.
– Даже если все кажется безнадежным, тыл есть, – негромко проговорил Грин.
– Вы всегда представлялись мне человеком, лишенным сантиментов.
Аксель посмотрел ученому в глаза.
– Я их и лишен. Но не позволю этому мерзавцу убить еще одного хорошего человека. Вот ключи. – Он бросил связку на стол. – Белла знает, где я оставил машину. – Он встал. – А дальше решение ваше.
– Мою машину вы не возьмете? – усмехнулся Арнольд.
Грин остановился.
– Почему же?
– Аксель, – не выдержала Арабелла. – Зачем?
Он опустил голову, чтобы посмотреть ей в лицо.
– Потому что каждого можно поймать в капкан и заставить совершать ошибки. Потому что ты уже достаточно наказала сама себя, чтобы еще и я принимал в этом участие. Потому что теперь ты неопасна. И потому что ты должна рассказать ему про Джоди.
Слезы брызнули у нее из глаз, а Нахман непонимающе уставился на Грина.
– Рассказать о ком?
– Скажите мне, доктор Нахман, – горько улыбнулся Аксель, стоя в дверях, – на что вы готовы ради своего ребенка?
IV
– Ребенка?
Когда голос мужа прорезал внезапно накатившую тишину, Арабелла, застывшая посреди кабинета, вздрогнула. Она так и стояла, глядя на дверь, закрывшуюся за Грином, пытаясь осознать происходящее. В голове не укладывалось. За свою долгую жизнь она повидала всякое, но чаще люди предпочитали месть здравому смыслу, а то, какую линию поведения выбрал Аксель, сбивало с ног.
Он их отпустил. Обоих. Осталось только понять, согласится ли Нахман на эту щедрость. И проявит он ли толику терпения, пока она будет объяснять, вернее, пока она будет выворачивать перед ним свое грязное белье. «Сначала ты был заданием, а потом полюбила». Какой бред. Ей не двадцать и даже не тридцать, чтобы изъяснятся так тупо. Но других слов у нее для него и для них обоих не было.
Потому что все так и произошло. Как в дешевых сериалах. Она, отгородившаяся от мира, уверенная в себе, привыкшая просчитывать все на сто ходов вперед, оказалась не готова к тому, что кто-то сумеет пробить ее защиту. Эта самоуверенность сыграла с ней дурную шутку, не иначе.
– Он сказал «ребенка»?
Второй вопрос прозвучал тише и одновременно ближе. Арнольд подошел. Она до безумия хотела, чтобы он обнял ее за плечи, но муж не сделал этого. Ему тоже нужны были ответы.
– У тебя правда нет информации по тому, чем занимались лаборатории во времена Второй мировой и позже?
– Ты выбрала не лучшее время, чтобы…
– У меня нет другого времени. – Оглянувшись, она через плечо посмотрела на Нахмана. – Не сегодня, так завтра меня объявят в международный розыск, и все будет кончено. Я не могу исчезнуть и бросить Грина наедине с силами, которые ему никогда не победить. Даже если он найдет голову, это чертова гидра.
– Спутник-7 всегда был закрытым городом. Здесь находилась одна из любимых лабораторий Гиммлера. Я был молод и жил вдали отсюда.
– А твой отец?
– А что отец? Он чудом пережил Освенцим. А потом вернулся в Спутник-7 и взялся за работу.
Освенцим. Арабелла поежилась. Ее родственников тоже сожгла война. Но в другом лагере. Не в таком известном, но не менее чудовищном. В семье не любили об этом вспоминать.
– У меня была дочь.
Она отвела глаза и медленно опустилась в кресло. Из нее будто разом выкачали силы. Теперь на карту брошены последние ресурсы. Как будто раньше это было не так! Она всю жизнь шла по острию. И выигрывала раз за разом, пока не проиграла абсолютно все. Было наивно полагать, что удача останется при ней.
Арнольд молчал. Хотелось, чтобы он задал вопрос. Или фыркнул. Или сказал что-то резкое. Что угодно, лишь бы прорвать эту ледяную плотину. Смотреть ему в глаза было еще страшнее, чем выдерживать взгляд Грина, когда он злился или разочаровывался. Холодный взгляд Нахмана не отрывался от ее лица, и Белле казалось, сейчас он прожжет в ней настоящую дыру. Так было бы лучше. Она бы приняла такую смерть без сомнений и сожалений. Но ей предстояло убить себя самостоятельно – отчаянной правдой, которая слово за словом сдирала кожу с окровавленной души.
– Давно. Очень давно. Если бы я была хорошей матерью, ей сейчас оказалось бы за тридцать и она была бы счастлива и успешна. Но я плохая мать. Когда Джоди исполнилось пять лет, мы с мужем поехали в Штаты. В отпуск. Его повышение, ее день рождения, у меня заканчивался тогда до глупости важный этап на работе. Я выпила, не справилась с управлением, убила собственного мужа и покалечила дочь. Она впала в кому. Следующие двадцать пять лет я была настолько наивна, что верила, что дорогостоящее лечение ее вытащит. Поняла, что не вытащит, только сейчас.
– Что ты на самом деле хочешь сказать?
Его голос прозвучал ровно. Нахман опустился в кресло рядом и неожиданно коснулся ее холодных пальцев. Он был готов слушать. Боги! Горло сдавило. Арабелла сжала его сухую руку и продолжила рассказ. Медленно, неторопливо, выворачивая саму себя непривычной откровенностью, она рассказала ему все, заново проживая весь ужас тройной игры, постоянный страх разоблачения, боль матери, которая виновата в почти что смерти ребенка, боль жены, которая убила своего мужа и теперь не имела права на счастье и сторонилась отношений – до появления Арнольда.
Когда рассказ приблизился к получению приказа втереться в доверие к известному ученому Спутника-7, она отвела глаза, а потом резко вскинула голову и выдала все как есть, не пытаясь себя оправдать. Рука Нахмана дрогнула в ее пальцах. Но он не отстранился.
– Я уничтожила твои документы перед вылетом. Знаю, что копии у тебя нет, знаю, что перепрятать их невозможно. Один сожженный листок с запиской от себя передала агенту. Теперь те, кто направил меня к тебе, проинформированы, что доступа к «Алекситимии» у них нет. Так что попытаются купить тебя. Или кого-то из сотрудников лаборатории.
– Неоправданный риск.
– Я не знаю, кто еще охотится на тебя, Арнольд. Я делала что могла, даже если это было глупо. Ты можешь ненавидеть меня после всего, но, прошу, послушай Грина. Уезжай.
– Ненавидеть? – задумчиво переспросил он и мягко высвободил руку. Провел пальцами по волосам, укладывая жесткие из-за седины пряди. – Белла, я любил в жизни дважды. Одна женщина исчезла, оставив после себя пустоту, – и я тридцать пять лет считал, что она меня предала. А вторую я просто не отпущу.
Она подскочила, как девчонка, перебралась к нему на колени
