Замерзшее мгновение - Камилла Седер
После той первой попытки Мю переехать из дому — она вернулась через три недели с винни-пуховским чемоданом, битком набитым грязным бельем, — мать и дочь снова и снова переживали ту же травму. С каждым разом эта мука становилась немного легче. Наверное, так и должно быть. Мю жила несколько недель в каком-нибудь коллективе, потом с кем-то там ссорилась и снова возвращалась в детскую. Мю встретила парня, имевшего свою квартиру, и жила у него, пока их отношения не прервались И она в слезах не вернулась к Сульвейг. Она всегда возвращалась, и, наверное, поэтому Сульвейг удавалось справляться с их постоянными разлуками. Она стискивала зубы и старалась жить с Себастианом как обычно, ожидая, что в один прекрасный день Мю снова появится на пороге.
Вечером накануне того, как Мю села на поезд и поехала в Высшую народную школу, у них случилась одна из тех ссор, которые заставляют соседей стучать в стену. Хотя Мю в своих письмах и пыталась потом исправить самые злые реплики, слова прочно засели в сознании Сульвейг. Такое глубокое унижение не забудется никогда.
Если уж совсем начистоту, то обмен квартиры преследовал не только практические цели. Пособие по болезни было, конечно, небольшим, но за старую четырехкомнатную квартиру не нужно было много платить и она могла бы остаться жить в ней — по крайней мере до тех пор, пока сын тоже не переедет из дому. Нет, это какая-то необъяснимая жажда мести заставила ее быстро сменить место жительства. Сульвейг была ранена в самое сердце и думала, что если уж девчонке кажется настолько невыносимым жить дома вместе со своей эгоцентричной, больной, душащей паразиткой матерью — «ты, как дурно пахнущее, мокрое одеяло на мне, не даешь дышать», — то Сульвейг позаботится, чтобы она уже не передумала. И когда она вернется с извинениями, поджав хвост, будет уже слишком поздно. Она поймет, что ее мать тоже человек, со своими чувствами и собственной жизнью. Она увидит, каково это — справляться со всем самой.
Злость постепенно прошла, притупилась обида на резкие слова.
Мю так и не вернулась домой с грязным бельем. В этот раз она переехала насовсем, а появившись в маленькой трехкомнатной квартире с диваном в гостиной, она словно была в гостях у Сульвейг и Себастиана. А их жизнь шла своим чередом.
Это было неплохо. Во многом все стало по-другому, когда они переехали из Рюдбухольма в Норрбю. Более стабильно. По крайней мере на какое-то время прекратился этот монотонный гул в ушах, как по волшебству, и Сульвейг смогла сократить количество снотворного и другого лекарства, которое принимала в периоды обострения.
Себастиан был в том возрасте, когда хочется постоянного общения; ему исполнилось тринадцать, и он начал приводить домой приятелей. Маленькая прихожая заполнилась ботинками сорок четвертого размера. В квартире грохотала музыка, не дававшая Сульвейг сосредоточиться на чувстве покинутости. Себастиан был парень, подросток — в том смысле, что ему не требовались ее вопросы и проявления нежности.
Она утешала себя — хорошо, что у него появились друзья. Он всегда был так одинок. И хотя у него уже не было столько времени для нее, она все равно остается его матерью, как бы он ни пытался отдалиться. Она, наверное, самый важный человек в его жизни. Если верить исследованиям, он наверняка выберет себе женщину, своим поведением и даже, внешне похожую на нее. Повзрослев, он оценит — оба ее ребенка оценят — все, что она сделала для них. Как она пожертвовала собой.
— Мама!
Сульвейг медленно обернулась к двери. Переход от одиночества к необходимости общаться с другими людьми занимал много времени. И с годами становилось только хуже.
— Мама.
Себастиан уже принял То Самое Выражение, которое ей сильно не нравилось. Заставляло чувствовать себя маленькой перед своим собственным ребенком. Оцениваемой. Словно он воображает, будто владеет каким-то тайным знанием о своей матери, которая не только намного его старше, но и выносила и родила его. Почему у него есть право беспокоиться?
Сульвейг ненавидела фальшивое беспокойство. Она так часто сталкивалась с ним. Будучи ребенком, видела его у работника отдела социального обеспечения, у приемных родителей. Став взрослой — в быстрых движениях врачей, листавших ее больничные карты. В страховой кассе, у воспитателей в садике, у классной руководительницы, у родителей друзей детей; всегда эти склоненные набок головы, в которых на самом деле только одно: порицание.
«Мы беспокоимся о тебе, Сульвейг, мы хотим знать, справишься ли ты». То есть: мы считаем тебя жалкой, плохой и ни на что не годной. Но разве она не показывала им, что справляется? Она справлялась и была отличной мамой своим детям: полной любви, заинтересованной. Она была с ними в отличие от многих современных родителей, думающих только о себе и своей карьере.
— Мама.
— Да!
Голос прозвучал резче, чем ей бы хотелось. «Я должна собраться». Ее мысли теперь так часто уносились вдаль.
— Что ты хотел? — спросила она мягче, но лицо мальчика уже стало непроницаемым.
— Хотел только спросить, купила ли ты мне сигареты. Ты сказала, что купишь, и я уже обещал Крилле, что дам ему.
У нее в голове была пустота.
— Мы больше не можем покупать у грека. Он у всех паспорт спрашивает, — снова попытался сын.
Она задумалась. Нет, сегодня она, пожалуй, не выйдет.
Не сегодня.
— Завтра я куплю тебе сигареты. Поеду в Кооп, куплю сразу блок. Мне тоже нужно. И дешевле будет, — решила она.
— Нет! Блин, ты же обещала! Завтра не получится, завтра уже не надо! Мне ведь они на вечеринку нужны!
— Вечеринка? Какая вечеринка?
Он вздохнул и закатил глаза. Голос стал снисходительно-поучительным.
«Чертов молокосос».
— Я же тебе говорил, ты никогда ничего не помнишь. Я же говорил, что пойду сегодня вечером в «Эвил», с Крилле. У него там брат, будет тусовка.
— «Эвил»?
— «Эвилридерз», Эм-Си-клуб.
— Эвил? Зло?
— Это Эм-Си-клуб. Там будет концерт одной группы, я же говорил. Ох, ты никогда ничего не понимаешь, ты же не слушаешь. Я же говорил, это во Фруфэллан, поэтому я тебя просил купить бензин для мопеда. Ты что, бензин тоже не купила?
— Тебе нельзя идти.
— Ты о чем?
— Тебе нельзя идти. Сегодня приезжает твоя старшая сестра, и мы проведем вечер вместе. Я купила кока-колу и чипсы; думаю, что в этот раз она захочет с нами встретиться. Мне кажется, ей сейчас нелегко. Она приезжает на поезде в пятнадцать тридцать пять; я сказала, что ты ее встретишь. Сегодня ты останешься дома, Себастиан.
Он
