Черный часослов - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури
– Денег у нас не было, мама все потратила на адвокатов. – Лицо сестры Акилины сделалось совсем мрачным. – Я всегда подозревала, что конкурент отца заплатил больше нашим адвокатам, чтобы они работали не в нашу пользу. Все, что у нас осталось, – это самое святое, его библиотека. Благодаря отцу я познала все секреты библиофилии, поэтому прекрасно знала цену каждого экземпляра. По моему совету мама обращалась во все известные мне аукционные дома в Мадриде, но никто из них не принял ни одной книги, что было неслыханно. Она обошла весь квартал Лас-Летрас и даже рынок Эль-Растро, но имя отца было безнадежно запятнано: на нем навсегда осталось обвинение в подлоге, и никто не рисковал покупать книги у вдовы коллекционера, попавшего в тюрьму за фальсификацию документов. Никто нам не доверял.
– Могу себе представить, – пробормотала Итака.
– И угадай, кто явился к нам под видом спасителя, с предложением купить всю библиотеку – не отдельные экземпляры, а всю ее целиком.
– Разумеется, догадаться нетрудно, – тихо произнесла Итака.
– Обязательным условием было то, чтобы мы продали ему в том числе и все часословы. Этот человек знал все до единого экземпляры, купленные моим отцом, потому что всегда жаждал обладать ими. Он назначил окончательную цену, которую готов был заплатить. Свою цену. Нас с мамой осаждали кредиторы, но я не хотела продавать ему эти книги. Только не ему. Я упиралась несколько месяцев. И вот… это была ночь Святой Агеды. Мама со слезами умоляла меня согласиться. Я, как всегда, отказывалась, и мы отложили наш спор на следующий день.
Сестре Акилине снова пришлось остановиться. Ее взгляд принялся блуждать по стеллажам, заставленным книгами. Ей нужно было перевести дух, прежде чем она смогла продолжать.
– Гордость не позволила мне уступить, и сердце мое было переполнено гневом. Я до сих пор его чувствую, ничего не утихло. Время ничего не лечит, только укореняет. Для моей мамы следующий день не наступил. Как мне сказали, в голове у нее лопнул сосуд. Так, всего за несколько месяцев, я стала вдруг круглой сиротой, чья фамилия была очернена и обесчещена. Я не могла ни вернуться в Штаты, ни оплатить себе обучение на те жалкие крохи, оставшиеся после расчета с кредиторами отца. В результате я вступила в орден послушницей и взяла себе имя, не имевшее ничего общего с тем, какое мне было дано при крещении. И так я прожила не один десяток лет, спрятавшись от всех, буквально в нескольких шагах от того места, где прошло мое детство.
И тогда в голове Итаки наконец сложилась картина.
Создание подделок было местью. Вероятно, тем самым коллекционерам, которые когда-то отвернулись в трудную минуту от их семьи. Никто из них не смог бы узнать ее в новом монашеском облике. Она расширяла свои контакты и познания в библиофилии. Десятилетиями терпеливо училась создавать подделки и, отбросив малейшие сомнения, лгать прямо в глаза. А Итака была всего лишь пешкой в руках сестры Акилины. Та подчинила себе всю ее жизнь, ее талант, все ее существо… монахиня оставила ее в школе только для того, чтобы эксплуатировать ее дар.
– Так, значит, вы с детства сделали меня преступницей, чтобы я помогала вам вершить вашу месть? Но я выдам вас, теперь уж точно. Я несовершеннолетняя, так что это вы должны нести ответственность за то, что заставляли меня делать.
– Наивная девочка… – произнесла сестра Акилина, поднявшись. – Я тоже когда-то верила в справедливость этого мира. Думаешь, судья сжалится над сиротой, помогавшей мне подделывать Библии? Нет, Итака… Нам нужно найти какое-то решение, но ни ты, ни я не должны попасть в тюрьму. Это первый закон. И я не собираюсь его сейчас нарушать.
Итака сделала шаг вперед, посмотрела в глаза монахине и протянула ей руку.
– Я вам уже все сказала, но вы пренебрегли моими словами. Вы обращались со мной как с глупой девчонкой, которой я уже не являюсь. И раз уж я ваша сообщница в этих преступлениях с подделками, то я хочу получать свой процент с прибыли, а не только делить с вами риск.
– Десять процентов.
– Десять? Я вообще-то рассчитывала на пятьдесят. Ведь это я сама все сейчас делаю, и вы это знаете.
Монахиня едва удержалась от смеха: она впервые видела, как Итака торгуется. Бедняжка… Этому ее тоже еще предстояло научить.
– Я не дам тебе пятьдесят процентов. Доход от каждой успешной продажи идет на то, чтобы поддерживать существование нашей монашеской общины, которую епископат предоставил своей судьбе. Так что твои запросы далеки от реальности. Двенадцать процентов.
Итака помялась, уже не столь уверенная в себе.
– Двадцать, – произнесла она с таким достоинством, какое только была способна изобразить.
– Не сходится.
– Двадцать, – повторила Итака, с каждым разом все менее уверенно.
– Договорились, пятнадцать, – согласилась сестра Акилина.
Итака даже не улыбнулась, пожимая ее руку, пахнувшую скипидаром. Но внутри у нее все прыгало от радости: теперь она наконец-то сможет купить себе «Немезиду» Агаты Кристи.
36. Сан-Тирсо
Май 2022 года
Наступил наконец день, когда закончился срок, назначенный Калибаном. В моих руках не было «Черного часослова», как бы я этого ни желал. Я все еще не знал, под каким именем жила теперь Итака Экспосито, но за эту неделю мне удалось выяснить многое об истинном прошлом своей семьи, приоткрыть завесу, скрывавшую от меня правду на протяжении целых сорока лет.
Однако у меня все же имелся козырь в рукаве. В эти последние дни, когда я встречался со столькими библиофилами и имел возможность анализировать их поведение, мне удалось выделить то, что было характерно для всех них без исключения. Своего рода слепое пятно, появлявшееся, когда дело касалось вожделенной книги. Явный признак болезненной зависимости, отчаянной потребности наркомана получить желаемое. Эта помешанность на поисках нужного экземпляра, когда стремление заполучить его затмевало разум и игнорировались все красные флажки здравого смысла. Подобное наблюдалось у Алистера, Гаспара, Алисии, у покойного Эдмундо и, вполне вероятно, у Сары Морган.
Калибан предупредил меня даже не пытаться поставить прослушку на мой телефон, чтобы отследить его звонок. Мы не знали, обладал ли он какими-то техническими возможностями, или это был блеф. Эстибалис настаивала на том, что нужно рискнуть и что я должен ждать его звонка в своей квартире, в то время как полиция будет наготове, чтобы отследить его местоположение. Однако я отказался.
– На карту поставлена жизнь моей мамы, Эстибалис. Я надеюсь, что ты поймешь
