Стивен Кинг - Возрождение
Женщина с катарактой заявила, что прозрела. В ярком свете казалось, что молочная пленка и в самом деле исчезла с ее глаз. Чья-то скрюченная рука распрямилась. Вопящий младенец с пороком сердца прекратил вопить, словно его выключили. Мужчина, вышедший на сцену на костылях, с опущенной головой, сорвал с шеи ортез и отбросил костыли. Женщина с хронической обструкцией легких сорвала с себя кислородную маску. Она объявила, что может свободно дышать, и груз, давивший ей на грудь, исчез.
Многие случаи исцеления трудно было проверить, и весьма вероятно, что некоторые из них были подсадками. Например, мужчина с язвой, который утверждал, что у него впервые за три года прошла боль в животе. Или женщина с диабетом, — одна нога ампутирована ниже колена, — которая сказала, что снова чувствует свои ладони и пальцы на оставшейся ноге. Пара человек, страдавших от хронических мигреней, заявили, что боль у них прошла, хвала Господу, совсем прошла.
Я все равно записал их имена и города и штаты, из которых они приехали, — если они их называли. Бри Донлин хорошо работала, она заинтересовалась проектом, и я хотел дать ей как можно больше материала.
В тот вечер Джейкобс извлек только одну опухоль, и я даже не стал записывать имя страждущего, потому что увидел, как одна рука Джейкобса нырнула в недра клифта перед тем, как он приложил кольца к пациенту. То, что он затем предъявил ахающей, восторженной толпе, было подозрительно похоже на кусок телячьей печенки из супермаркета. Он передал ее одному из зеленых жилетов, и тот кинул ее в банку и торопливо скрылся из виду.
Наконец Джейкобс заявил, что на сегодня его целительная сила истощилась. Не знаю, как насчет исцеления, но он в самом деле явно устал. Вымотался до смерти. Лицо его оставалось сухим, но рубашка прилипла к груди. Когда он отступил назад от неохотно расходившейся толпы верующих, которые не успели исцелиться (многие наверняка поедут за ним на следующее выступление), то споткнулся. Эл Стампер вовремя подхватил его, и на сей раз Джейкобс не отказался от помощи.
— Помолимся, — сказал Джейкобс. Он задыхался, и у меня появились опасения, что он сейчас свалится в обморок или его хватит инфаркт прямо на сцене. — Вознесем хвалу к Господу, как мы возносим к Нему мольбы. А затем, братья и сестры, Эл и Девина с «Госпел-Пташками» проводят нас песней.
На этот раз он даже не пытался встать на колени, но его паства их преклонила, включая нескольких из тех, кто вряд ли надеялся еще раз сделать это в земной жизни. Послышался шорох одежды, который почти заглушил звуки рвотных спазмов рядом со мной. Я обернулся как раз вовремя и успел увидеть, как клетчатая рубашка Хью исчезает за дверями шатра.
Я нашел его под фонарем в пятнадцати футах от шатра. Он стоял, согнувшись пополам и упираясь руками в колени. Похолодало, и лужа у его ног слегка дымилась. Хью содрогнулся в рвотном спазме, и она увеличилась. Когда я коснулся его руки, он дернулся и зашатался, чуть не упав в собственную блевотину. Обратный путь мог бы оказаться весьма ароматным.
Хью бросил на меня панический взгляд животного, оказавшегося в ловушке лесного пожара. Потом расслабился и выпрямился, вытащил из кармана старомодную фермерскую бандану и вытер ей рот. Руки у него тряслись, лицо заливала мертвенная бледность. Отчасти в этом был виноват безжалостный свет фонаря — но только отчасти.
— Прости, Джейми. Ты меня напугал.
— Я заметил.
— Это все от жары, наверно. Может, поедем уже? Пока народ не ломанул.
Он двинулся к «Линкольну». Я коснулся его локтя. Он уклонился. Нет, не совсем так. Он шарахнулся.
— Что случилось? На самом деле?
Он ответил не сразу — продолжал идти к дальнему концу парковки, где ждала его детройтская махина. Я шел рядом. Подойдя к машине, он положил руку на покрытый росой капот, словно ища поддержки.
— Призматика. Давненько мы с ней не виделись. Я почувствовал ее приближение, когда он исцелял последнего — парня, которого парализовало ниже пояса после аварии. Когда тот встал с кресла, все обрело резкость. Стало четким. Понимаешь?
Я не понимал, но все равно кивнул. Позади нас паства радостно хлопала и распевала во все горло «Как же я люблю Иисуса!».
— Потом… когда Преп начал молиться… цвета. — Хью взглянул на меня. Губы его дрожали, и он словно бы постарел на двадцать лет. — Они были такие яркие, что все распалось на части.
Он ухватился за мою рубашку с такой силой, что оторвал две пуговицы. Это была хватка утопающего. В его расширенных глазах стоял ужас.
— Потом…. потом все части снова собрались в одно целое, но цвета не исчезли. Они танцевали и извивались, как северное сияние зимней ночью. А люди… это были уже не люди.
— А кем они были, Хью?
— Муравьи, — прошептал он. — Гигантские муравьи, такие, наверно, живут в тропических лесах. Коричневые, черные и рыжие. Они смотрели на него мертвыми глазами, а из пастей у них капал этот их яд, муравьиная кислота. — Он испустил долгий прерывистый вздох. — Если я еще раз увижу что-нибудь подобное, я покончу с собой.
— Но сейчас все прошло, так ведь?
— Прошло. Слава Богу.
Он вытащил из кармана ключи и уронил в грязь. Я подобрал их.
— Я поведу.
— Да, давай уж ты. — Он двинулся к пассажирской дверце, потом взглянул на меня. — Ты тоже, Джейми. Я повернулся к тебе, смотрю — а рядом со мной гигантский муравей. Ты обернулся… посмотрел на меня…
— Хью, не было этого. Я вообще не сразу заметил, что ты вышел.
Он словно бы не услышал.
— Ты обернулся… посмотрел на меня… и, кажется, попытался улыбнуться. Вокруг тебя играли цвета, но глаза у тебя были мертвые, как у всех остальных. А во рту полно яда.
Больше он не произнес ни слова, пока мы не подъехали к большим деревянным воротам «Волчьей пасти». Они были закрыты, и я начал вылезать из машины, чтобы их отпереть.
— Джейми…
Я повернулся к нему. Лицо у него немного порозовело — но только немного.
— Больше не упоминай при мне его имени. Никогда. Если произнесешь его — ты уволен. Все понятно?
А как же. Но это не значило, что я собирался все так и оставить.
9
ЧТЕНИЕ НЕКРОЛОГОВ В ПОСТЕЛИ. СНОВА КЭТИ МОРС. ЛАТЧЕС.
Как-то утром в начале августа 2009 года мы с Брианной лежали в постели и просматривали некрологи. Благодаря какому-то компьютерному гиковскому фокусу Бри умела собирать извещения о смертях из десяти ведущих американских газет в один алфавитный список.
Мы не впервые занимались этим в такой приятной обстановке, но оба понимали, что наш последний раз не за горами. В сентябре она должна была ехать в Нью-Йорк на собеседования в компьютерные фирмы, предлагавшие начинающим шестизначные зарплаты, — у нее в ежедневнике уже значилось четыре даты, — а у меня были свои планы. Но наше общение во всех отношениях пошло мне на пользу, и когда она говорила, что ей тоже со мной хорошо, я не видел причин сомневаться.
Я не первый мужчина, связавшийся с женщиной вдвое моложе себя, и если вы скажете, что нет хуже дурака, чем старый дурак, я не стану спорить. Но иногда такие союзы не так уж плохи, по крайней мере, на какое-то время. Ни один из нас не был слишком привязан к другому и не строил иллюзий о долгосрочных отношениях. Просто так сложилось, и первый шаг сделала Брианна. Это случилось месяца через три после балаганного исцеления в округе Норрис и четыре — после начала наших компьютерных изысканий. Я не особенно упирался, особенно когда она как-то вечером в моей квартире сбросила блузку и юбку.
— Ты точно этого хочешь? — спросил я.
— Абсолютно. — Она сверкнула улыбкой. — Скоро я окажусь лицом к лицу со всем огромным миром, так что лучше заранее проработать свои проблемы с папочкой.
— Твой папаша был белым гитаристом?
Она засмеялась.
— В темноте все кошки серы, Джейми. Так что, мы будем дело делать или нет?
Мы сделали дело, и это было прекрасно. Не буду врать, что меня не возбуждала ее молодость — ей было двадцать четыре, — и не буду врать, что всегда мог за ней угнаться. Растянувшись рядом с ней на кровати в тот первый вечер, практически выжатый досуха после второго захода, я спросил, что скажет Джорджия.
— От меня она ничего не узнает. А от тебя?
— Нет, но Недерленд — маленький городок.
— Это верно, и в маленьких городах и в самом деле не так легко спрятаться. Если что, я напомню ей, что когда-то она не только бухгалтерию вела у Хью Йейтса.
— Что, серьезно?
Она захихикала.
— Белые парни иногда так тупят!
Мы сидели, опираясь спиной на подушки; между нами стоял ее ноутбук, возле нее — чашка кофе, возле меня — чай. Лучи летнего солнца — утреннего, самого лучшего, — бросали на пол продолговатый отсвет. На Бри была только моя футболка; короткие волосы венчали голову курчавой шапочкой.
