Лайза Роугек - Сердце, в котором живет страх. Стивен Кинг: жизнь и творчество

Лайза Роугек

Сердце в котором живет страх

Стивен Кинг: жизнь и творчество

Скотту Менделю

за то, что вот уже пять лет

терпит меня

со всеми недостатками

Введение

Я всего боюсь.

Пожалуй, нет ничего удивительного в том, что каждый миг существования Стивена Кинга пронизан страхами. Страхи окружают писателя, они повсюду. Любой, кто прочел хотя бы один его роман, знает: порой ужас таится даже в самых безобидных на первый взгляд вещах.

Сам Кинг неоднократно и во всеуслышание зачитывал поистине внушительный перечень своих страхов: темнота, змеи, крысы, пауки, все липкое, психотерапия, уродство, замкнутое пространство, смерть, неспособность писать, полеты… — можете продолжить сами, список длинный.

По словам писателя, он уже давно имеет постоянную столичную прописку в «Народной Республике Паранойя».

Хотите наглядный пример? Вот как Кинг рассуждает о собственной трискаидекафобии, или боязни числа «тринадцать». «От числа „тринадцать“ у меня всегда одно и то же чувство, его ни с чем не перепутаешь: будто кто-то водит по спине холодным как ледышка пальцем, вверх-вниз. Я никогда не останавливаюсь на странице под номером тринадцать или под номером, кратным тринадцати, — печатаю, пока не доберусь до безопасной страницы. Я перескакиваю через две последние ступеньки лестницы черного хода, как через одну, превращая тринадцать в двенадцать. Все-таки примерно до начала девятнадцатого века было принято строить на английский манер — по тринадцать ступенек на пролет. Во время чтения я не откладываю книгу на страницах 94, 193 или 382, потому что сумма цифр, из которых состоит каждый из этих номеров, равна тринадцати».

Сложилась картинка? Кинг (сам он предпочитает, чтобы его называли по имени, Стив) щедро черпает из своих страхов, перенося их на страницы рукописей, но при этом писательство для него отчасти попытка освободиться выдавить страхи из жизни на бумагу, где им и место, и таким образом наконец-то избавиться от мучительных кошмаров…

Ага, как же! Он, как и вы, в это не верит.

Писательство для него — единственный способ хоть как-то их сдерживать. Вот Стивен Кинг садится за очередную книгу, и сюжет, основанный на одном из бесчисленных страхов, так его захватывает, что само чувство отступает… по крайней мере временно. Скорость и неистовство, с которыми он работает, поразительны — но дело в том, что за десятилетия писательского труда наш герой твердо усвоил простую истину: стоит замереть ручке или выключиться компьютеру, и страхи нахлынут с новой силой.

Однажды Стив преодолел страх перед психологами и сходил на прием. Когда он начал перечислять длинный список страхов, психоаналитик его прервала, посоветовав представить страх в виде мяча, который можно сжать в кулаке. Писатель едва сдержался, чтобы не рвануть к двери. «Леди, вы не знаете, как сильно я боюсь, — ответил он. — Может, у меня получится сжать страх до размеров футбольного мяча, но меньше никак — это же мой хлеб».

Принимая участие в сейчас уже снятом с телеэфира ток-шоу Денниса Миллера, Стив с волнением обнаружил в ведущем родственную душу из «Страны страха». Они обсуждали страх перед полетами, и Кинг поделился собственной теорией, предположив, что коллективный страх пассажиров на борту помогает предотвратить авиакатастрофу.

«Верно, — с видом знатока кивнул Миллер. — Напряженность в телах пассажиров не дает самолету упасть».

«Не совсем, — поспешил объяснить Стив. — Тут дело в экстрасенсорике, и любой, у кого есть хотя бы пара извилин, поймет, что это не сработает. Возьмите трех-четырех перепуганных до смерти людей — и самолет будет спасен. Опасаться же стоит рейсов, где нет ни одного боящегося летать пассажира. Вот на них-то и происходят авиакатастрофы. Можете мне поверить».

В зрительном зале раздались редкие нервные смешки. Прищурившись в сиянии софитов, ведущий и гость обменялись понимающими взглядами: «Эти люди думают, мы шутим?»

Не существуй страхов, где сейчас был бы Стивен Кинг? Он как будто «подсел» на тревожные переживания — еще одна форма зависимости подобно алкоголю и наркотикам, с которых он десятки лет пытался «слезть». Вообще-то он не делает тайны из своей многолетней, длиной в жизнь, борьбы с употреблением химических веществ.

«Все эти вызывающие привыкание вещества — часть отрицательного опыта, — говорит он. — Мне кажется, это темная сторона той одержимости, которая и делает из нас писателей, побуждает излить чувства на бумаге. Для меня писательское ремесло своего рода наркотик. Даже когда что-то не выходит, если я не пишу… у меня от одной мысли кошки на душе скребут».

Как ни странно, долгие годы чрезмерного злоупотребления алкоголем и наркотиками никоим образом не сказались на качестве или количестве изумительных работ, вышедших из-под пера Стивена Кинга. Позже, удивляясь своей способности писать — писать несмотря ни на что, даже в беспросветном угаре, — он в то же время сожалел, что не помнит, как создавались некоторые из его книг — например, «Куджо». Это явно его беспокоило, ведь он всегда с нежностью вспоминал каждый свой роман или рассказ, возвращался к ним как к старым друзьям, прокручивал в памяти мельчайшие подробности и представления о мире и людях, которые чудесным образом возникали у него в голове.

Со временем сочинительство стало второй натурой Стива; он пек ужасы как горячие пирожки, каждый день — по несколько тысяч слов, несмотря на лошадиные дозы спиртного и наркотиков, способные свалить даже бывалого завсегдатая студенческих вечеринок. В стремлении отрицать очевидное писателю пришлось кормить байками журналистов. Долгие годы, давая интервью, он говорил, что пишет каждый день, делая перерыв лишь на четвертое июля (День независимости), свой день рождения и Рождество… Заведомая ложь. Позже он признался, что и дня не мог не писать и придумал историю про три выходных специально для поклонников — посчитал, что это придаст ему представительности в их глазах. Он тогда еще не понимал, что, признав свои проблемы, он откроет поклонникам свою человеческую сторону и станет им только ближе.

Пускай Стив — убежденный почитатель массовой культуры (на писательской кухне он считает себя «биг-маком»), ему не всегда комфортно на пьедестале. Кинга довольно рано «канонизировали» как короля ужасов: его позиция в современной беллетристике была зацементирована через несколько лет после выхода в свет его первого романа «Кэрри». И все же он не чувствует себя выше (или ниже) того, чтобы при случае воспользоваться славой.