Стивен Кинг - Возрождение
Снова крики и возгласы. Женщина в строгом деловом костюме, телесных чулках и стильных туфлях на низком каблуке упала на землю в проходе и заговорила на языке, казалось, полностью состоявшем из гласных. Сопровождавший ее мужчина — муж или друг — встал на колени рядом, придерживая ее голову, ласково улыбаясь и поощряя ее продолжать.
— Он не верит ни одному своему слову, — сказал я, потрясенный. — Каждое слово — ложь. Они не могут этого не видеть!
Но они не видели, а Хью меня не слышал. Он смотрел прямо перед собой, словно пригвожденный к месту. В шатре бушевали волны восторга, над которыми поднимался голос Джейкобса, перекрывая осанну благодаря силе электричества (и беспроводному микрофону).
— Я шел весь день. В зоне для пикников я нашел в мусорном ящике какие-то объедки и съел их. Я нашел возле тропы полбутылки "Кока-колы" и выпил ее. Потом Господь велел мне сойти с тропы, и хотя уже стемнело, и в этой пустыне случалось погибать и более опытным путешественникам, я послушал его.
«К этому времени ты уже, небось, дошел до пригородов, — подумал я. — Может, даже прошел полпути до Норт-Скоттсдэйла, где живут богачи».
— Ночь была темная и облачная, ни звездочки на небе. Но сразу после полуночи тучи разошлись, и луч лунного света упал на горку камней. Я подошел к ним и под ними обнаружил… вот это.
Он поднял правую руку. На среднем пальце красовалась еще одно широкое золотое кольцо. Публика разразилась аплодисментами и аллилуйями. Я пытался найти в этом какой-то смысл, но не мог. Эти люди ежедневно пользуются компьютером, чтобы общаться с друзьями и родными и быть в курсе новостей; они принимают как должное существование метеорологических спутников и трансплантации легких; они могут рассчитывать, что проживут на тридцать-сорок лет дольше своих прапрадедов. И тем не менее верят в сказочку, по сравнению с которой Санта-Клаус и Зубная фея выглядят суровым реализмом. Он скармливал им брехню, а они были в восторге. Я смутно подозревал, что он и сам в восторге, а это было еще хуже. Это был не тот человек, которого я знал в Харлоу, и не тот, который взял меня к себе в тот вечер в Талсе. Хотя, вспоминая, как он обошелся с растерянным и раздавленным горем папашей-фермером, я вынужден был признать, что этот человек тогда уже зародился в нем.
«Не знаю, ненавидит ли он этих людей, — подумал я, — но презирает, это уж точно».
А может, и нет. Может, ему просто было наплевать. На все, кроме того, что оказывалось в корзинке для пожертвований в конце шоу.
А Джейкобс тем временем продолжал свой рассказ. Оркестр начал играть на заднем плане, взвинчивая зрителей еще больше. «Госпел-Пташки» раскачивались и хлопали, и публика присоединилась к ним.
Джейкобс говорил о своих первых робких излечениях кольцами — символами двух его браков, земного и небесного. О том, как понял, что Бог хочет, чтобы он донес Его послание любви и исцеления до широкой аудитории. Как он много раз, корчась на коленях, заявлял, что недостоин. Как Бог отвечал, что Он никогда не снабдил бы его кольцами, если бы это было так. Джейкобс изобразил это так, словно бы они с Господом подолгу беседовали обо всем этом в какой-то небесной курилке, возможно, попыхивая трубками и любуясь райскими холмами.
Мне ужасно не нравилось, как он теперь выглядел — узкое лицо директора школы и голубой огонь глаз. И черный плащ не нравился. Ярмарочники называют их «клифты». Это-то я успел узнать, работая в джейкобсовском аттракционе «Молниеносные портреты» в парке развлечений Белла.
— Давайте помолимся вместе, — предложил Джейкобс и упал на колени, как мне показалось, поморщившись от боли. Ревматизм? Артрит? «Пастор Дэнни, исцелися сам», — подумал я.
Собравшиеся преклонили колена под шорох одежды и возбужденное бормотание. Так же поступили и мы, стоявшие в задних рядах. Я чуть было не остался стоять — даже для бывшего методиста это все попахивало кощунством и шоу-бизнесом, но меньше всего мне хотелось сейчас привлечь его внимание, как в Талсе.
«Он спас тебе жизнь, — подумал я. — Не надо об этом забывать».
Верно. И последующие годы я прожил хорошо. Я закрыл глаза — не в молитвенном экстазе, а в растерянности. Мне уже казалось, что зря я сюда пришел, хотя выбора у меня не было. Не в первый раз я пожалел, что попросил Джорджию Донлин связать меня с ее дочерью — спецом по компьютерам.
Но было поздно.
Пастор Дэнни помолился за присутствующих. Он молился за лежачих больных, которые хотели бы быть с нами, но не могли. Он молился за всех женщин и мужчин доброй воли. Он молился за Соединенные Штаты Америки и за то, чтобы на их правителей снизошла Божья мудрость. Потом он перешел к делу и попросил Бога ниспослать исцеление через его руки и священные кольца, согласно воле Его.
А оркестр все играл.
— Есть ли среди вас те, кто хочет исцелиться? — спросил он, поднимаясь с колен и снова морщась от боли. Эл Стампер дернулся было помочь ему, но Джейкобс махнул бывшему соул-певцу — мол, не надо.
— Есть ли среди вас те, кто хочет снять с души тяжкий груз, избавиться от скорбей?
Собрание подтвердило, — и очень громко, — что такие есть. Колясочники и хроники смотрели на него с восторгом. Как и зрители из задних рядов — многие из них казались изможденными, почти умирающими. Здесь были и марлевые повязки, и уродства, и кислородные маски, и высохшие конечности, и шины. Некоторые дергались и раскачивались в такт раздраженным колебаниям их больного мозга внутри черепных коробок.
Девина и «Госпел-Пташки» запели «Иисус сказал: шагни вперед» нежно, будто весенний ветерок в пустыне. Словно по волшебству, появились капельдинеры в отглаженных джинсах, белых рубашках и зеленых жилетах. Одни начали выстраивать жаждущих исцеления в очередь в центральном проходе. Другие — многочисленные — зеленые жилеты циркулировали среди зрителей с корзинками для сбора пожертвований, огромными, как переметные сумы. Я слышал звон монет, но лишь изредка. В основном люди бросали в корзинки сложенные купюры – «лавэ», как говорят ярмарочники. Женщине, говорившей на языках, муж или бойфренд помог подняться и снова сесть на складной стул. Растрепанные волосы обрамляли ее раскрасневшееся, восторженное лицо, а пиджак был измазан грязью.
Я и сам чувствовал себя, словно вымазанный грязью, но дело наконец дошло до того, ради чего я приехал. Я вытащил из кармана блокнот и ручку. В блокноте уже было несколько записей: часть — результат моих собственных исследований, большинство — плоды трудов Брианны Донлин.
— Что ты делаешь? — тихо спросил Хью.
Я покачал головой. Исцеление должно было вот-вот начаться, и я видел достаточно видео на сайте пастора Дэнни, чтобы знать, как оно проходит. «По старинке», сказала Бри, увидев несколько клипов.
Вперед выехала женщина в инвалидной коляске. Джейкобс спросил, как ее зовут, и поднес микрофон к ее губам. Дрожащим голосом она назвалась: Ровена Минтур, школьная учительница, приехавшая аж из Де-Мойна. У нее такой сильный артрит, что она не может ходить.
Я записал ее имя в блокноте под Мэйбл Йоргенс, излеченной от травмы позвоночника месяц назад в Альбукерке.
Джейкобс сунул микрофон в наружный карман своего клифта и обхватил ее голову руками, прижав кольца к вискам, а голову — к своей груди. Он закрыл глаза. Его губы беззвучно шевелились, произнося молитву… или стишки «Бегом вокруг шелковицы» — кто его знает. Внезапно женщина дернулась. Она раскинула руки в стороны и захлопала ими, как крыльями. В ее широко раскрытых, направленных на Джейкобса глазах застыло то ли изумление, то ли шок от удара электричества.
Потом она встала.
Толпа завопила «аллилуйя!». Ровена обнимала Джейкобса и покрывала его щеки поцелуями. Несколько мужчин подбросили шляпы в воздух — мне случалось видеть это в кино, но не в жизни. Джейкобс схватил ее за плечи и повернул к зрителям — возбужденным до предела, не исключая меня. Он полез в карман за микрофоном привычным жестом ярмарочного зазывалы.
— Иди к своему мужу, Ровена! — прогремел он в микрофон. — Иди к нему и благословляй Иисуса с каждым шагом. Благословляй Господа с каждым шагом! Благословляй Его святое имя!
Она заковыляла к мужу, растопырив руки, чтобы удержать равновесие, и рыдая. Капельдинер в зеленом жилете катил за ней ее кресло на случай, если у нее подкосятся ноги. Но они не подкосились.
Все это продолжалось около часа. Музыка не прекращалась все это время, как и рейды капельдинеров с огромными корзинами. Джейсон исцелил не всех, но могу вам сказать, что его сборщики взносов выгребли все дочиста вплоть до кредитных карт этих лохов — несомненно, с превышенным кредитом. Многие из Колясочной бригады не смогли встать после наложения священных колец, но с полдесятка — встали. Я записал все имена, а затем вычеркнул тех, кто после целительного прикосновения Джейкобса остался все той же развалиной.
