Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
— Забыла, в какую сторону она открывается. Толкала, а надо было тянуть. Просто протупила.
Тут училке, видимо, надоела наша болтовня, и она вызвала Кэт к доске. Я облегченно перевела дух. Но худшее было еще впереди.
На перемене меня нашел папа. Завел в пустой класс и начал пытать — все про то же. Ему Андерс настучал, тот самый бородач. Учительская солидарность у них называется. Раз уж Андерс ничего от меня не добился, пусть типа Профессор свою дочь воспитывает. Это папу так ученики называют — Профессор. Наверное, из-за очков и трубки, которую он тайком покуривает.
Не глядя в тревожные глаза за толстыми стеклами, я повторила ту же версию событий, что скормила Кэт. Папа на это не купился.
— Чили… — Большие теплые руки легли мне на плечи, и я чуть не согнулась под их легким весом от понимания одной простой истины: каждый раз, когда вру, это причиняет боль папе, потому что с каждым таким разом я становлюсь чуть больше похожей на маму. — Ты же знаешь, что можешь мне доверять. Знаешь, что можешь рассказать все что угодно. Пожалуйста, золотце, давай справимся с этим вместе.
Я молчала, глядя в пол, и, наверное, была в тот момент как никогда похожа на Д.
— Ну хорошо. — Он посмотрел на часы. — Сейчас будет звонок. Давай поговорим обо всем дома?
Я вяло кивнула (что мне еще оставалось делать?) и поставила себе задачу: подловить Монстрика одного и добиться от него правды. Раз уж мне предстояло врать папе, по-крупному врать, то я хотела точно знать почему.
Как назло, Д. остаток дня прятался по углам, как таракан, за которым гонялись с тапком — впрочем, в каком-то роде так и было. Жалость к нему странным образом сочеталась во мне с желанием его прибить.
Выловила я Монстрика только по пути домой. Помог метод дедукции: раз Д. отвозил близнецов в детсад, он должен был и забирать их оттуда. Я заняла стратегическую позицию под козырьком библиотеки: оттуда парковка у детсада была видна как на ладони. К тому же там не капало. Как назло, с утра сыпал мелкий противный дождь, так что пришлось надеть поверх школьной одежды куртку с капюшоном и непромокаемые брюки. Папа утром настаивал еще и на резиновых сапогах, но лучше я с мокрыми ногами буду, чем стану окончательно похожа на фермершу-свинарку.
Наконец Д. появился. По случаю дождя на нем была защитного цвета куртка, огромная, словно плащ-палатка вроде тех, в каких ходят на ярмарках ополченцы из Hjemmeværnet[11]. Капюшон он надвинул так низко на голову, что вообще было непонятно, как парень что-то перед собой видит. А ведь детей же вез! Они, кстати, неплохо устроились в сухости в своей тележке под пластиковым пологом.
«Сейчас или никогда!» — мысленно воскликнула я, вылетела из засады и в два счета догнала Монстрика, медленно разгоняющего неповоротливый драндулет.
— Дэвид!
Переднее колесо его велика вильнуло, задело бордюр. Я уже думала, что парень навернется, да еще и тележку опрокинет, но, к счастью, в последний момент Д. выровнял руль. И едва скрыла жалость, смешанную с раздражением: «Боже, да что же он от меня так шарахается!»
— Прости, что напугала. Нам надо поговорить, — деловым тоном начала я, пристраиваясь на своем маунтинбайке рядом с его допотопным велосипедом.
Насчет близнецов я не беспокоилась: они махали мне ладошками через прозрачный полог, но вряд ли могли что-то расслышать из-за стука капель по пластику.
Д. крутил себе педали, пряча лицо под большим капюшоном, но я не сомневалась, что он-то как раз прекрасно меня слышит.
— Мой папа узнал о… Ну, о том, как я психанула. — Ехать нам было самое большее десять минут, так что я сразу взяла быка за рога. — Ты его знаешь. Он преподает историю и обществознание в параллельном классе и в девятых. Его еще Профессором называют.
Музейный драндулет покатил медленнее. Капюшон чуть повернулся ко мне.
— Нет, я не сказала ему, что случилось. Я соврала. Но он мне не поверил.
Д. снова уставился на дорогу. Несколько мгновений мы ехали молча. Я сдвинула свой капюшон на затылок: Монстрик обычно говорил так тихо, что шорох волос о плащевую ткань мог помешать расслышать его слова. Вот только их не было. Я решила, что он не понял, что я сказала. Ведь Википедия утверждала, что у людей с гиперлексией могут быть сложности с расшифровкой устной речи.
Вдруг до меня донесся глуховатый голос:
— Он тебя накажет?
Целых три слова подряд! Вот это был прогресс!
— Кто, папа?! Ага, блин, выпорет, а потом в угол поставит! — ответила я с усмешкой.
Д. затормозил так резко, что прицеп дернулся, и близнецы восторженно взвизгнули. Мне пришлось замедлиться и остановиться, развернув к нему велосипед. Из-под капюшона виднелась только нижняя половина лица: бледная кривая черточка плотно сжатых губ, резко очертившиеся скулы.
«Да что это с ним?!» — подумала я.
И вдруг вспомнила, что выяснила в рамках дэвидоведения: люди с расстройствами аутического спектра часто воспринимают слова других буквально. Они не улавливают иронию и переносный смысл.
— О боже, Дэвид, — я подкатила свой велик ближе, невольно обращаясь к Монстрику мягко, как к маленькому ребенку, — это просто шутка. Папа никогда меня даже пальцем не тронул. К тому же если кого и следует наказать, так это Эмиля. То, как он и его дружки с тобой поступили… — Я покачала головой, подбирая слова, способные описать мое негодование.
— Эмиль, — пробормотал Монстрик, почти не шевеля губами. — Я подвел его.
— Подвел?! — Я хлопнула себя по ляжкам от такой наивной простоты. — Да что бы ты ни сделал! Ни один человек не заслуживает того, чтобы с ним так обращались. Ты это понимаешь?
Д. отвернулся. Теперь я видела только кончик носа, торчащий из-под капюшона. С него свесилась крупная дождевая капля.
— Понимаешь?!
Мне захотелось тряхнуть его, чтобы добиться ответа, но Монстрик кивнул. Капля сорвалась.
— Позволь мне рассказать, что они сделали! Нужно, чтобы их остановили.
Капюшон уставился на меня. Кончик языка слизал влагу с губ.
— Их не остановят, — сказал Д. с уверенностью, которой обычно не было в его голосе. — Станет только хуже.
— Хуже?!
Мое воображение зашкалило в попытке представить, что может быть хуже того, что я уже видела. Пока я с этим разбиралась, Монстрик уселся на седло своего велика и снова покатил в сторону дома.
Я быстро нагнала его.
— Послушай, давай я все-таки поговорю с папой, а? — предложила я, считая, что было еще рано сдаваться. — Он все-таки
