Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
Монстрик знай себе крутил педали.
— Это из-за того, что Эмиль твой брат, да? — попробовала я зайти с другой стороны. — Так он как старший должен заботиться о тебе, а не… не… мучить! — Наконец нашлось нужное слово. — Ему должно быть стыдно, вот что! Хочешь… хочешь, мой папа поговорит с твоим отцом насчет Эмиля?
— Нет! — На этот раз Д. почти выкрикнул ответ.
Его велосипед вильнул и чуть не врезался в мой. Я едва успела вывернуть руль. В итоге мы оба свалились. Я умудрилась проехаться по асфальту коленом, непромокаемые штаны безнадежно порвались. Близнецы верещали в тележке, заскочившей на бордюр одним колесом и опасно накренившейся. Хорошо хоть, малышня была пристегнута.
Д. сидел на земле, у него спал капюшон. Лицо казалось совершенно белым, правый глаз темнел растекшейся по бумаге кляксой.
— Нет, — тихо повторил он.
— Ладно, — кивнула я, машинально поглаживая ушибленное колено. — Но я хочу, чтобы ты знал: это неправильно. Все это, — я махнула рукой, которую тоже ободрала, — неправильно.
Он поднялся и протянул мне ладонь. Под краем рукава мелькнули неуместно яркие детские браслетики.
— Мир вообще неправильное место.
Это была самая длинная фраза, которую я до этого дня слышала от Д.
Дома я ничего не сказала папе.
Думаю, в тот день душа у него болела сильнее, чем у меня колено.
Свет укажет путь
— Почему вы говорите о Дэвиде в прошедшем времени?
— Что? — Я вынырнула из омута памяти, хватая ртом воздух. Неужели я все еще сижу в кабинете психотерапевта? Значит, и часа не прошло? А по ощущениям будто полжизни заново прожила. — Ну… — мои губы искривила горькая улыбка, — я ведь рассказываю о прошлом, так?
— Вы сказали: «Дэвид был умным», — процитировала меня Марианна с поразительной уверенностью. А ведь психотерапевт за все время беседы не записала ни строчки, хотя на столике рядом со штативом с камерой лежал блокнот.
— Ну… вряд ли он с тех пор поглупел, да? — хихикнула я и тут же заткнулась.
Боже, что я несу?!
— Тогда почему вы сказали «был»? — Цепкие глаза женщины не отрывались от моего лица.
В груди шевельнулось что-то тяжелое и шершавое. Я не хотела отвечать, но взгляд Марианны требовал ответа.
— Не знаю, — пробормотала я и уставилась в пол. Быть может, белый клочок, забившийся между ворсинками ковра, — это перышко? Пух ангела, которого тут ощипали. Хотя… полный бред! Ангелы сюда не залетают. Сюда ходят только грешники.
— Чили, вы… думаете, что Дэвида нет в живых? — Слова психотерапевта звучали очень четко, без мягкой покатости, присущей местному диалекту. А еще Марианна с раздражающим постоянством произносила то, что я боялась сказать даже самой себе.
— Чушь! — Я выпрямилась на стуле, стиснув руками колени. — С чего бы мне так думать?! Конечно, он жив. Да! У него все прекрасно. Хотите, покажу вам фото? Он работает в одном из лучших модельных агентств. Известен, популярен, всеми любим. Парадокс, верно? Кто бы знал, что жизнь так повернется. Скажи я ему об этом тогда, он бы… он бы… — Слова внезапно иссякли. Воздух кончился в легких. Я снова тонула.
Психотерапевт поняла это и бросила мне спасательный круг.
— Вы так и не рассказали, почему прорвало плотину. Бетонные стены не рушатся сами по себе.
Я сказала «спасательный круг»? Скорее, жернов, который утащит меня на дно.
— Разве? — Я смотрела на свои пальцы. Они нервно сплетались и расплетались на коленях, словно длинные белые черви. — Мне казалось, я с этого начала.
— Нет. Боюсь, вы опустили этот момент.
Черт! Да у этой бабы память, как у слонихи!
— Наверное, потому, что не случилось ничего особенного. Ерунда. Телефонный звонок.
Я увидела малярную кисть, падающую на серый ковер. Быть может, белое пятнышко осталось от краски?
— Звонил Дэвид?
— Что? — Я вскинула голову. Черты Марианны колебались. Я видела вместо нее то Сюзанну, то свою мать. — Нет. Господи, конечно, нет!
Кабинет наполнило молчание. Мужской голос за стеной все бубнил и бубнил. Слова сливались в монотонное гудение, будто в окно залетел шмель.
— Вы сказали, что любили Дэвида. — Наверное, психотерапевт отчаялась от меня чего-то добиться и потому сменила тему. — А как вы относитесь к нему сейчас?
Я рассмеялась:
— Боже, я тогда была подростком. Пубертат, гормоны, первая влюбленность, понимаете?
— Понимаю. — Марианна помолчала. — Вы замужем? У вас есть молодой человек?
Да куда она лезет?! Что она вообще возомнила о себе, эта психотетка?!
Ногти вонзаются в запястья. Это лучше, чем кричать. Я вижу свежие красные следы на коже поверх старых. Линии пересекаются, напоминая опрокинутые набок песочные часы. Знак бесконечности. Руна «дагаз». Первая буква имени Дэвид.
— Нет.
Мой ответ вобрал в себя случайные руки на моем теле; мужчин, чьих имен я не помнила, а может, и не знала; чужой запах на моей коже; краткие минуты близости, которая не вела ни к чему, кроме пустоты.
— Если бы вы встретили Дэвида снова, что бы вы почувствовали?
Я услышала собственный смех.
— Чили, вы понимаете, что это ваша защитная реакция? — Глаза Марианны смотрели на меня с сочувствием, но без жалости. — Я говорю о смехе. Вы смеетесь, когда испытываете страх или гнев.
Звуки застряли у меня в горле.
— Я не боюсь Дэвида!
— Хорошо. Тогда вы не против встретиться с ним?
Я уставилась на психотерапевта так, будто она была фокусником, готовым вытащить из уха крохотного Монстрика, накрыть платком и достать из-под пестрой ткани Шторма.
— Но… как?!
Марианна поудобнее уселась в кресле.
— Представьте, что я — это Дэвид. Дайте себе время, не спешите. — Размеренный тихий голос убаюкивал, навевал воспоминания. Невозможное поначалу стало казаться возможным. В конце концов, воображение — великая сила. Стоит только по-настоящему захотеть, и…
— Я — Дэвид, — повторил едва слышный голос. — Что ты хочешь сделать сейчас, Чили?
Я шумно втянула в себя воздух. Дэвид никогда не возвращался. Все эти десять лет. Даже во сне. Пока не раздался проклятый телефонный звонок.
А теперь он здесь. Прямо передо мной. А его лицо… Его лицо…
— Что ты делаешь, Чили? Ты кричишь на меня?
— Да! — вырывается из меня с хрипом. — Я кричу. Ору так, чтобы до тебя наконец дошло.
— Что ты кричишь, Чили?
— Почему ты сделал это?! Ты бросил меня! Бросил меня одну! Сбежал. Спрятался в своем молчании. Сделал меня своим голосом. Но я не смогла! Не справилась. Оказалась слабой. Я всегда думала, что слабый — это ты. Что
