Мое лицо первое - Татьяна Русуберг

— я знала, что это надолго. Уже на ступеньках я услышала звук. Такое частое шумное дыхание, знаете? Эмиль иногда так дышал в своей комнате, когда думал, что его никто не слышит. Я уже говорила, что была любопытной? — Девушка усмехнулась, прикусила кончик полосатой трубочки. — В общем, я подумала, что Дэвид делает то же, что Эмиль под одеялом, но это меня не остановило. Я прошла оставшиеся ступени и… — Усмешка выцвела, у рта обозначились горькие складки. — Двери в комнате не было. Я сразу увидела Дэвида. Он стоял у стены, вытянувшись в странной позе. Руки над головой, ноги сведены вместе. Тело выгнуто дугой. Потом я разглядела, что он привязан к трубе отопления. Она шла от бойлера и была, конечно, такой же горячей, как батареи в доме. Помните ту зиму, когда Дэвид сбежал из дома?

Я с трудом заставила себя кивнуть.

— Он выгибался, потому что труба жгла ему кожу. Он был раздет. Полностью. — Слова Мии тяжело падали между нами, каждое весом с бетонный блок. Из них можно было бы выстроить тюрьму, если бы их удосужились выслушать, когда шел суд. Но в то время близнецам едва исполнилось шесть. — Я видела отметины от ударов на его груди, животе, бедрах, даже в паху. Но Дэвид стонал не из-за этого. Его запястья сковывали наручники. Цепь была закреплена на трубе. Вы понимаете, что это значит?

Я похолодела от взгляда Мии.

— Металл… Должно быть, он раскалился.

Она кивнула:

— Дэвид пытался встать так, чтобы не касаться трубы или «браслетов», но это было невозможно. Его лодыжки примотали к ней веревкой. Если это не пытка, то скажите мне, что я видела? Что это такое?..

Радио на кухне заиграло что-то печальное.

— Это случилось до того, как Дэвид сбежал, или после? — сипло пробормотала я.

Мия сглотнула.

— До. Я тогда совсем не удивилась. Я знала, почему брат ушел. Одного не могла понять: за что? Что он сделал? Родители говорили, он был плохим. Но он был всегда добр с нами, всегда. Вы ведь хорошо его знали, Чили. Вы были старше и помните лучше. Скажите, разве Дэвид был плохим? Разве он бы решил вернуться, если бы не любил нас?

Если бы могла ответить на эти вопросы, я бы не приехала в Хольстед и не сидела сейчас здесь. Знала ли я Дэвида? Знаю ли его теперь, после всего, что мне удалось выяснить? Как я могу утверждать это, если даже в себе не могу разобраться?..

Я залпом допила остатки колы.

— Дэвид — один из лучших людей, которых я когда-либо встречала, — сказала я твердо. — Тебя и Лукаса он обожал. Его скоро найдут, и он сам скажет вам об этом.

— Вы правда так думаете? — Во взгляде Мии мелькнуло что-то мягкое и детское. — Мы так скучали по нему. До сих пор скучаем. Я видела его фотки. Он стал таким обалденным!

Мои губы растянулись в судорожной улыбке. Я думала, как выглядела последняя фотография Шторма, которую мне так и не показали, а перед глазами стоял Лукас, на коленях, раскачивающийся и зажимающий уши.

Мое лицо первое

Десять лет назад

3 марта

Ожидание. Вот что самое ужасное. Настоящая пытка. Чего я жду? Не знаю, в этом-то и проблема. С каждым днем во мне растет уверенность, что конец близок, что надвигается шторм, девятый вал, который снесет меня и мою привычную жизнь, как домик с дюны, нависающей над морем.

Прошло больше недели после визита теток из социалки, но не случилось ровным счетом ничего. Бульдог не пытается больше на меня наезжать. Д. я по-прежнему вижу только в школе или в церкви в воскресенье: туда и обратно его конвоирует «святое» семейство. Неужели папаше Д. удалось запудрить мозги соцработникам? Или просто они шевелятся медленно? Может, послать им еще одну анонимку? Нет, только не после Бульдожьих наездов. И еще остается Эмиль: почему мне кажется, что он что-то задумал и только выжидает удобного момента? Часто на перемене я замечаю на себе его взгляд. Эмиль не пытается приблизиться или заговорить, просто смотрит, но у меня от этого взгляда мурашки бегут по коже.

Д. ползает по коридорам как сонная муха. Это от тех лекарств, о которых говорил Бульдог. Несколько раз его тошнило в туалете. Если бы Эмилю вздумалось натравить на нас своих дружков, они бы успели три раза прогнать меня голышом по всей школе, прежде чем Д. сообразил бы, что происходит. Как назло, у нас сейчас идут контрольная за контрольной. Д. не успевал бы делать и половины заданий, если бы я ему не подсказывала. А ведь он гораздо умнее меня! Гребаные таблетки превращают его в идиота, а всем плевать. Всем всегда плевать!

Завтра у нас будут уроки на выезде. Это значит, мы всем классом попремся на великах к какой-то там лесной хижине, будем таскаться по лесу под дождем, выполняя всякие тупые задания, пока учителя будут отсиживаться в тепле и попивать кофе.

Я завидую Д. — у него нет велосипеда, а значит, он останется в школе. Будет, наверное, переписывать заваленную контрольную по физике — нам достались разные варианты. Может, стоит соврать, что у меня велик сломался, чтобы остаться с ним?

4 марта

Только что вернулась домой с треклятой поездки в лес! Сижу и реву.

Ненавижу всех! Ненавижуненавижуненавижуненавижунена… Если подумать, «ненавидеть» — очень правильное слово. Не хочу никогда в жизни больше видеть никого из них, никогда!

Они что-то сделали с моим великом. Я точно знаю, это они! Заднее колесо спустило не сразу, оно сдувалось постепенно. Из-за этого я отставала все больше и больше. Когда мы выехали из Хольстеда, я уже тащилась одной из последних в цепочке. Давила на педали изо всех сил, но едва двигалась. Еще не сразу сообразила, что с великом что-то не так. А когда поняла, было уже поздно: я окончательно отстала.

Впереди маячила спина Ани — она в классе самая дохлячка. Я ей орала, орала, а эта коза даже не обернулась! Мне пришлось смотреть, как ее желтый плащ исчезает за пеленой дождя. Они меня просто бросили на дороге, совершенно одну! Шина окончательно сдулась, залатать ее было нечем. Я понятия не имела, где нахожусь.

Протянула велик немного вперед — там была когда-то какая-то богом забытая мастерская по ремонту тракторов и прочих сеялок. Села там под навесом, вся несчастная, достала мобильник. Стала звонить одноклассничкам. И хоть бы одна зараза отозвалась! Некоторые даже сбрасывали