Замерзшее мгновение - Камилла Седер
Она не представляла, как нужно действовать, но для достоверного описания Мю ей следовало поговорить с теми, для кого Мю была важна. С семьей: ее мамой, женщиной, кажется, самой ее большой любовью, и тем человеком, с которым она проводила большую часть времени.
Йон Свенссон, друживший с приятелем Ханны, был немного знаком с Мю в Буросе. Но, начав учиться в Высшей народной школе, они стали друзьями, близкими друзьями, или «настолько близкими, насколько позволяла им Каролин».
Это он так выразился. Он долго говорил о Мю и Каролин. «Их любовь была примечательной», — сказал он.
Стоя перед дверью, Сейя глубоко вдохнула. Она все еще могла передумать. Могла позвонить Кристиану, переступив через горечь, возникшую в ней после их гневного расставания, и сделать новую попытку заставить его сесть и выслушать ее. Найти время послушать, как она пытается сложить кусочки воспоминаний, которые вместе с любопытством и неясными чувствами вели ее вперед, к чему-то трудноопределимому.
Но она постучала. Дверь сразу же открылась. Высохшая женщина, стоявшая на пороге, должно быть, видела ее в глазок и ждала. У Сейи сразу же возникло неприятное ощущение.
Извинение прозвучало неубедительно даже для нее самой.
Она сказала, что хочет поговорить о Мю. Что была скорее случайной знакомой, чем близким другом, но ей нужна помощь, чтобы разобраться в произошедших событиях.
— У вас, наверное, тоже много вопросов. Не буду давать вам ложную надежду: мне не много известно. Но я… хотела бы написать о Мю, о том, что случилось. Потому что я знала ее. И, мне кажется, кто-то должен это сделать. То есть… я только хотела бы немного поговорить. О Мю.
Она умолкла. Женщина стояла неподвижно. Возможно, она внимательно слушала Сейю, пыталась угадать малейшие оттенки выражения ее лица. Но взгляд, скорее, был устремлен вдаль. Словно она находилась в собственном мире, закрытом для Сейи.
— Надеюсь, я не сильно разбередила ваши раны своим приходом, — неуверенно закончила Сейя, не получив ответной реакции. — Можно мне зайти ненадолго?
Это было сказано достаточно ясно. Женщина исчезла в квартире, ожидая, очевидно, что Сейя последует за ней.
Оставшись одна в коридоре, Сейя медленно расшнуровала ботинки. Осмотревшись, она поняла, что женщина не могла жить в квартире одна. На полке для обуви стояли две пары мужских ботинок и несколько пар женской обуви, по размеру не подходившей такой маленькой женщине. На вешалке висело красное пальто, которое, очевидно, достало бы до пяток и высокой Сейе.
Пахло дымом, какой-то сладкой приправой и завядшим букетом срезанных цветов — запах гнили. Сейя вдруг почувствовала немотивированный страх. Совсем недавно она горько обвиняла себя в том, что в серьезный момент своей жизни не прислушалась к внутреннему голосу. Нельзя еще раз пропустить сигналы, посылаемые телом. Но она все равно пошла во мрак квартиры.
В традициях семидесятых вход в квартиру и туалет располагались в разных концах коридора, а по сторонам от него расходились двери в комнаты и кухню. Поскольку все они были закрыты, в коридоре царила темнота.
Гранит села в кресло у окна в гостиной. Сейя, поколебавшись, протиснулась к дивану. Комната была просто-таки забита мебелью.
Она устроилась напротив женщины, повернувшейся лицом к окну, хотя шторы были закрыты и пропускали только полоску света, падавшего на ее тощие ноги, носки Сейи и дальше на паркет. Осколки разбитой фарфоровой фигурки лежали на полу в тени кресла, образуя неровный круг.
— Вы сказали, что знали Мю? — без всякого выражения произнесла женщина, по-прежнему глядя на занавески.
— Я была с ней немного знакома, — ответила Сейя. — Мы иногда встречались и разговаривали. Мы нравились друг другу. Я хочу сказать, она нравилась мне. И кажется, я нравилась ей. По-моему, мы были довольно похожи.
Женщина медленно повернулась к Сейе. В бесцветных глазах что-то промелькнуло.
— Она нравилась вам?
Нижняя губа задрожала, и слезы потекли по щекам. «Боже мой, — подумала Сейя. — Она по-прежнему сломлена, после всех этих лет. Она не пережила смерть своей дочери». И хотя естественно, что после такого можно не оправиться до конца жизни, что-то подсказывало Сейе: перед ней лишь останки человека, результат потаенной печали и горечи.
Сколько ненависти и гнева может вместить человеческое тело, не рассыпавшись при этом как карточный домик? Особенно такое тщедушное тело: она весила максимум килограммов сорок.
«Она не решается делать резкие движения». Сейя вдруг поняла: эта женщина застыла, чтобы не рассыпаться на куски! В душе у нее так много нереализованной ненависти, что она боится взорваться и отравить ею землю. Она думает, что малейшее движение, малейшее осознанное чувство может перерасти в катастрофу. И она что-то знает. Она знает.
Теперь Сейя окончательно поняла цель своего прихода, несмотря на противодействие и дурные предчувствия. Она должна получить ответы.
Наклонившись вперед и взяв руку Сульвейг Гранит, она почувствовала, как в крови резко повысился адреналин.
— Да, она мне очень нравилась. Трудно было не любить ее. Она казалась честным человеком.
Женщина вздрогнула от прикосновения, но не сразу убрала руку. Она закрыла глаза, слезы текли по щекам и капали на грудь, на грязную рубашку.
Какое-то время они сидели, окруженные звуками повседневной жизни. Где-то в доме работало радио. В подъезде сосед выбросил в мусоропровод пакет со стеклянными бутылками. Они слышали, как бутылки ударились об пол в мусоросборнике. Соседская дверь со стуком закрылась, в замке повернулся ключ.
Сейя была рада звукам.
Через какое-то время Сульвейг отерла слезы рукавом. Не спрашивая, неуверенно поднялась и пошла на кухню. Слышно было, что она ставит кофеварку.
— Можно я запишу наш разговор? Я только возьму диктофон.
Сейя сразу же пожалела о вопросе, подумав, что это может разрушить шаткий мостик, возникший между ними, но Сульвейг промямлила: да, Сейя может записать их разговор и делать заметки.
Куртка Сейи лежала там, где она ее оставила, на подлокотнике кресла в коридоре. В кармане был диктофон.
Запах органических отходов стал более интенсивным, у нее даже тошнота подступила к горлу. Она поискала взглядом его источник, но обнаружила лишь бумажный пакет, засунутый под низкий столик перед зеркалом. Из пакета высовывались грязные тряпки и куртка в коричневых пятнах — пятнах крови? Сейя заставила себя собраться: женщина была издерганной, но ведь хотела рассказать. И она сама этого хочет.
Сейя слышала, как Сульвейг ходит из кухни в гостиную.
Как только Сейя
