Замерзшее мгновение - Камилла Седер
— Нет, — сказал он, поразмыслив. — Он молчит не потому, что уверен в себе. Просто закрылся. Вероятно, он… больше, чем комок нервов. Сидит и думает о чем-то другом, словно действительно может отключиться от реальности, как по заказу.
— Это, наверное, наследственное, — пробормотал Бернефлуд и, кажется, собрался продолжить свою мысль, но зашелся кашлем. Сотрясаясь, он повернулся к Теллю спиной, и тот с готовностью похлопал его между лопатками, краем глаза косясь при этом на ряды окон.
— Ну ты как? Кашляешь будто туберкулезник. Что ты говорил?
Бернефлуд вошел внутрь и вызвал лифт.
— Да просто сказал, что это, видимо, наследственное. Мамаша произвела на меня такое же впечатление. Временами она отключалась, даже не замечала нас. А иногда обращала слишком много внимания. Эта баба — настоящая психопатка. Неудивительно, что и он стал полоумным, бедный парень.
Телль кивнул с отсутствующим видом. Он направился к кафетерию, а не в свою комнату, чувствуя, что все равно не сможет сконцентрироваться на чем-то существенном.
Бернефлуд последовал за ним, продолжая говорить, и, кажется, не требовал большего внимания, чем Телль мог сейчас ему уделить.
Взяв кофе и булочки с корицей, они пошли в отдел, где их и нашел Гонсалес, испытывавший острую потребность в общении после нескольких часов работы за письменным столом.
— Черт, у меня рука отсохла от компьютера и телефона, — пожаловался он, скривившись от боли. — Может, тем, кто много говорит по телефону, нужно иметь наушники?
Телль спрятал улыбку. Было много общего между Гонсалесом и им самим в начале карьеры: нетерпеливым, энергичным, жаждущим приключений. Гонсалес наверняка сейчас переживал первую фазу разочарования из-за того, что работа не соответствовала его ожиданиям.
— Вам что-то удалось узнать? — спросил юный коллега, кивнув в сторону Бернефлуда.
Тот откусил от булки, покачал головой и бросил взгляд на Телля.
— Не слишком много, кроме того, что она, кажется, полностью невменяема. Довольно неприятная, я бы сказал. Не хотел бы я встретиться с ней в темном переулке.
— О’кей, а вот мне удалось кое-что выяснить. Я сидел на телефоне…
Гонсалес умолк, когда Телль поднял руку у него перед носом.
— Подожди-ка, было кое-что еще странное в этой тетке, до меня только сейчас дошло. Пока мы там были, появилась девица. Или не совсем девица: лет тридцать пять — сорок, из службы социальной помощи на дому. Но и я, и Бенгт почувствовали, что с ней что-то не так, правда?
Бернефлуд оживленно кивнул.
— Если она из социальной помощи, то я Дональд Дак. У нее… другая одежда и… другое поведение, — сказал он с набитым ртом, жуя булочку. — Кроме того, она обеспечила тетке алиби на момент убийства.
Телль кивнул.
— Давайте сядем и более детально в этом разберемся. Бекман здесь?
— У нее очень короткие волосы, большие серьги и яркая помада, — продолжал Бернефлуд, как будто его не перебивали. — Нахальный вид и большая, чертовски отвратная змея, вытатуированная на шее, как у гребаного морского волка.
— Что у нее было?..
Гонсалес ударился коленками о стол и учинил всеобщий беспорядок, прежде чем сумел внятно сообщить свою информацию.
* * *
В тот самый момент, когда Телль резко затормозил перед красно-коричневым кирпичным домом после безумной гонки по шоссе с включенным спецсигналом, зазвонил телефон и на дисплее высветился номер Микаэла Гонсалеса.
Телль заметил разочарование Гонсалеса, когда тому приказали оставаться в отделе и как можно скорее выяснить все возможное о женщине с татуировкой в виде черной змеи на шее. Принять такое решение Телля заставило вовсе не предчувствие того, что Бернефлуд взбесился бы даже от одного намека на необходимость остаться у письменного стола.
У Бенгта Бернефлуда, каким бы бесчувственным и социально безнадежным он ни был, за плечами имелся более чем тридцатилетний опыт подобных ситуаций. Теперь он действовал на автопилоте, казался равнодушным, какого бы преступника они ни брали. Его не покидало хладнокровие там, где другие бывалые полицейские теряли голову. Зависело ли это от его эмоциональной ущербности или равнодушия к бедам других людей, в данном случае не имело значения. Телль должен бы признать: хотя коллега сильно напрягал его, и одному только Богу известно, как часто это происходило, в сложных случаях присутствие Бернефлуда означало безопасность.
Предстоящий визит к Сульвейг Гранит не был критической ситуацией в полицейском понимании. В квартире находились лишь две женщины, какими бы сумасшедшими они ни были. Вот только у Телля было дурное предчувствие. Кроме того, ему казалось, что от их действий в ближайший час будет зависеть исход данного дела — которое представлялось ему раскрытым уже несколько дней назад.
Гонсалес вкратце подтвердил сведения Греты Ларссон: Селандер лежала в психиатрической больнице три раза в возрасте от восемнадцати лет до двадцати одного года. Он сделал заявку на доступ к информационным базам больниц, но, как известно, на это потребуется время.
— До своего совершеннолетия она находилась в закрытом лечебном заведении чуть больше года… Ее приговорили к принудительному психиатрическому лечению в девятнадцатилетнем возрасте за попытку убийства. Она пыталась убить Гуннара Селандера, своего отца… На данный момент у меня все. Будьте осторожны.
Участившееся сердцебиение было знакомо ему с тех времен, когда он работал патрульным. Обостренные чувства. Внимание к деталям: Телль заметил, что ручка мусоропровода на втором этаже наполовину оторвана и люк приоткрыт. Подъезд наполнял слабый запах гниющего мусора. Ему пришло в голову, что с тех пор, как он стал комиссаром, количество визитов в незнакомые подъезды за неделю сильно сократилось.
Он нащупал в кармане бумажник. Тяжесть пистолета придавала ощущение безопасности, как обычно, когда он надевал кобуру. Он позвонил в дверь, приложил полицейский жетон к глазку и стал ждать.
Из квартиры не доносилось ни звука. Телль обернулся и посмотрел на Бернефлуда. Тот тоже взялся за кобуру.
Бернефлуд кивнул. Телль нажал на ручку, и дверь беззвучно отворилась.
В машине по дороге сюда они обсуждали планировку квартиры: коридор — длинный и узкий упирается в ванную. Кухня расположена в дальнем конце налево, гостиная — рядом с кухней. Они сразу же отметили тот же запах: затхлый, с примесью дыма и перезрелых фруктов.
Они нашли Сульвейг Гранит там, где она и сидела, когда они уходили. Руки лежали на тощих коленях ладонями вверх. Она походила на собаку, демонстрирующую покорность. Или на брошенного человека, готового смириться с неизбежностью.
Она смотрела перед собой пустым взглядом. Осколки разбитого фарфорового голубя так
