Замерзшее мгновение - Камилла Седер
— Боюсь, что не могу ждать до следующей недели, — прервал ее Гонсалес. — Я веду расследование убийства, и чрезвычайно важно, чтобы сведения, которые мы запрашиваем…
— О’кей, — согласилась она, и Гонсалес тут же пожалел о неуместном официальном тоне. Она ведь действительно хотела помочь.
— Не вспомните кого-то, кто может знать больше? — примирительно спросил он.
— Пожалуй, да, — сказала женщина, помолчав пару секунд. — Вы могли бы поговорить с нашим секретарем, Гретой Ларссон. Она работает в фонде целую вечность и исполняла обязанности секретаря Высшей народной школы в течение многих лет. Возможно, она могла бы вам помочь.
— Не соедините меня с ней?
— Ну-у-у, это не так легко. Она сегодня не работает…
— В смысле, мне нужен номер ее телефона.
На том конце линии вновь стало тихо.
— Как я уже сказал, мы расследуем убийство, и у меня есть право…
— Да-да, минутку.
Когда она вновь взяла трубку, он уже приготовил ручку и бумагу.
Старик, которому, судя по голосу, было лет сто, ответил после десяти гудков, когда Гонсалес уже собирался отключиться. Он сообщил, что Грета Ларссон гуляет у озера и вернется часа через два. Но у нее с собой мобильный. Сам он большую часть дня проводит в постели — сердце побаливает.
Гонсалес был вынужден прервать пожилого господина, поблагодарив его за помощь, и позвонил на мобильный Греты Ларссон. Она ответила почти сразу же, резким «алло».
Когда он представился, она громко вздохнула и рассмеялась.
— О Господи, как же я перепугалась. Понимаете, я обзавелась этим телефоном, потому что Гуннар, мой муж, сильно болен и у него должна быть возможность связаться со мной. У него есть домашняя медсестра, которая приходит каждый день, когда я на работе, но в выходной я люблю бывать на природе.
Ее голос потонул в громком звуке, который заставил Гонсалеса далеко отставить руку с телефоном, чтобы не лопнули барабанные перепонки.
— Простите, мне пришлось снять рюкзак и… Я так встревожилась, когда зазвонил телефон. Больше ни у кого нет этого номера, и я подумала, что…
— Я понимаю, что вы подумали, госпожа Ларссон.
Кажется, пора перехватить инициативу.
— Я хочу задать вам несколько вопросов об ученице, посещавшей Высшую народную школу Стеншённ двенадцать лет назад. Конечно, прошло слишком много времени, но давайте попробуем. Нам бы очень помогло, если бы вы вспомнили хоть что-то. Ее звали…
— У меня исключительная память, констебль. Подождите еще секунду, я присяду на камень…
Ее голос снова утонул в шуме, и Гонсалес вздохнул.
— Мю Гранит, — сказал он, прежде чем Грета Ларссон успела открыть рот.
— Гм… звучит знакомо, — задумчиво пробормотала она, явно что-то прихлебывая.
«Это бесполезно».
— Как она выглядела, хотя бы примерно? Тогда, я имею в виду. У меня хорошая память на лица. Понимаете, в то время я была для учеников всем понемногу: руководителем, куратором. Молодые люди довольно требовательны в своей растерянности.
Гонсалес снова вздохнул.
— На фотографиях, которые я видел, у нее крашенные в черный цвет волосы и сережка в носу. Я мог бы переслать снимок…
— Нет, я знаю! — воскликнула Ларссон так громко, что Гонсалес подпрыгнул на стуле. — Вы сказали «Гранит»! Да, тогда я точно знаю! Конечно, это было давно, но я помню ее, потому что у меня с ней было довольно много трудностей, скажем так.
— Трудностей? — переспросил Гонсалес, вцепившись в трубку.
— Да, можно и так сказать. Понимаете, помимо всего остального, я занималась еще и общежитием. А она сняла комнату, потом выехала оттуда и снова въехала. Я едва успевала оформить бумаги, а она уже вновь меняла решение. Поэтому я так хорошо ее помню.
— Вы имеете в виду, что она бросила школу, а потом пожалела об этом…
— Вовсе нет, дело было в любви. Она постоянно переезжала в одну из преподавательских квартир, к нашему тогдашнему… можно сказать, инженеру по эксплуатации. Ответственному за все вопросы. Сначала все было тихо-спокойно. Потом начинались ссоры, слезы и переезд. Потом снова все тихо-спокойно. И все это происходило достаточно открыто, неприлично, если вы хотите знать мое мнение. Понимаете, что я имею в виду? Стеншённ была небольшой школой — все знали друг о друге практически все. Не потому, что я такая старомодная дура — хотя я и немолода — и не могу принять другие отношения, кроме нормальных, но ведь совсем не обязательно афишировать свои дела в спальне…
Она перевела дух.
— Ой, Боже мой, я, кажется, разболталась. Эти разговоры по мобильному дорого обойдутся полиции!
— Простите, госпожа Ларссон, ничего страшного, но я все же не понимаю. Что вы имеете в виду, говоря «другие отношения»?
— То, что она была лесбиянкой, естественно! А вы что подумали? Не потому, что это странно, констебль, но это ведь стало так явно! Понимаете, в школе действовали старые установления, запрещающие ученикам принимать в своей комнате посетителей мужского или женского пола, именно поэтому ей и приходилось переезжать в дом инженера каждый раз, когда у них все налаживалось. Конечно, это не очень современно со стороны школы, но таким образом можно было избежать многих затруднений. Понимаете, констебль, ничто не создает столько трудностей, сколько любовь. А ведь ученики находились там, чтобы учиться.
— То есть вы имеете в виду, что у Мю Гранит в школе была связь с женщиной — инженером по эксплуатации?
— Именно так, и это продолжалось практически все ее обучение. Я помню даже, что как-то пыталась поговорить с ней, когда она, заплаканная и подавленная, хотела снова получить комнату в общежитии после очередной ссоры. Я посоветовала ей сконцентрироваться на учебе. Я жалела ее, она была способной девочкой. Но ей, естественно, было на плевать на меня; наверное, она считала, что я должна заниматься своим делом. Она ведь была влюблена, а любовь ослепляет, не правда ли, констебль? Вероятно, за годы работы вы видели немало подобного — все эти преступления по страсти, или как там это правильно называется.
Она рассмеялась, и Гонсалес предпочел не разуверять ее в том, что он видавший виды криминальный полицейский.
Она вновь посерьезнела.
— Конечно, это не мое дело, но я действительно придерживалась невысокого мнения об этом инженере по эксплуатации. Она была… в каком-то смысле странной я считала так с самого начала. Не только из-за ее ориентации. Кроме того…
Она засомневалась.
— Кроме того — что?
— Не хочу разносить сплетни, но это ведь было так давно и вы говорите,
