Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
Но сегодня, очевидно, был мой день. Сюзанна затолкала близнецов в машину и отчалила, чуть не снеся по пути почтовый ящик, но Эмиль не поехал с ними. Его маунтинбайк сиротливо стоял под навесом. Я сильно сомневалась, что зад любителя совать свою сосиску в чужое тесто мог бы сейчас выдержать контакт с жестким седлом.
Злорадствовать, конечно, нехорошо, но именно с этим чувством я вылетела из дома и вскочила на велик. «Если поспешу, еще успею на уроки, — подбодрила себя. — Нужно обязательно поговорить с Д. Извиниться перед ним, все объяснить и сказать спасибо. А еще спросить, как он оказался в нужное время и в нужном месте. Магию я все-таки пока исключаю. Пусть даже Д. — самый настоящий принц».
И снова мне повезло. Не доезжая сотни метров до школы, я заметила впереди сутулую спину, обтянутую мешковатой курткой, и знакомый рюкзак. Я поднажала на педали и крикнула, чтобы не напугать Монстрика, как в прошлый раз:
— Дэвид! Подожди, Дэвид!
Он вздрогнул, но послушно остановился. Подождал, переминаясь с ноги на ногу, пока я подкачу. На нас пялились из окон въезжающих на парковку машин, со скутеров и велосипедов. Был самый час пик — пять минут до звонка.
— Он не сказал? — выдохнула я тихо, как только слезла с велика.
Д. сразу понял, о чем я, и мотнул головой. В груди неприятно заскреблось, но я шикнула на плохие предчувствия и загнала их обратно в подсознание, придавив лозунгом: «Надо радоваться тому, что есть».
— Спасибо тебе. За все! — эти слова выговорились легко, а вот дальше пошло со скрипом. Как объяснить другому то, чего и сам-то до конца не понимаешь? — То, что ты видел… Это… Так не должно было быть. — Браво! Очень содержательная речь! — Я напилась… — Еще лучше! — И совершила ошибку. Мне очень жаль. Я не хотела… — Правда? Что же тогда не заехала Эмилю в самодовольную морду? — Прости меня. Я просто дура. — Это уже ближе к теме. — Твой брат… Как он? Он ведь не оставит это просто так? — Да, вот чего ты боишься больше всего. Что Эмиль будет мстить. Вот только кому и как?
— Он… — Д. облизнул бледные, в корочках губы. Покрасневшие пальцы вцепились в полы куртки, словно он собирался вырвать из них пару клоков. — Он не успел?..
Сначала я не поняла. А потом что-то внутри начало рушиться, как песчаный замок под ударами волн. Д. не знал. Он сомневался — до сих пор. И ни о чем не расспрашивал меня ночью. Как же он, наверно, мучился! Как переживал! И прежде всего за меня.
— Дэвид, нет! — горячо зашептала я, шагнув к нему. Теперь мы стояли совсем близко друг к другу. Велик я бросила прямо на живую изгородь, и теперь он перегораживал дорожку, заставляя спешащих в школу учеников обходить и объезжать нас по дуге. — Он ничего не сделал. Ты остановил его. Слышишь? Ты…
Договорить я не успела. Д. порывисто обнял меня, крепко прижал к себе. Его черные волосы спутались с моими — каштановыми с рыжиной. Его дыхание обожгло щеку: он уткнулся носом куда-то мне в висок. Он заслонил меня от всего мира, окутал собой и своим запахом — не той вонью, что въелась в волосы и одежду, а настоящим, пробивающимся сквозь грязь. Облепиха, соленый бриз в дюнах, горячий песок… Он был весь оттуда — из цветущего под синим небом лета. Но мы стояли вдвоем посреди зимы, и холодный ветер пытался разделить нас, сдуть объединяющее нас тепло, обглодать до костей.
Я подняла глаза. И увидела их взгляды: брезгливые, снисходительные, любопытные, осуждающие, удивленные. Они уже опутали нас своей паутиной. Мы увязли в них — пусть еще не целиком, но трепыхаться теперь бесполезно. Только хуже сделаешь. Я не успела даже испугаться, не успела подумать о последствиях, а пути назад уже нет.
Быть может, я могла бы тогда еще оттолкнуть Д. Пихнуть как следует в сторону и сделать вид, что он просто псих. Обратить все в шутку, поиздеваться над ним. Но это значило бы стать такой, как Эмиль. Предать Д. после всего. Воткнуть нож в протянутую ладонь. Это все равно что убить саму себя — сделать своей душе харакири.
Вместо этого я нашла руку Д. и переплела свои пальцы с его.
— Все будет хорошо, — сказала я, хотя понимала: нет, не будет. — Пойдем, а то опоздаем.
Мне пришлось катить велик к школе одной рукой: вторую Д. так и не отпустил. Он держался за меня, как цепляются за мачту в бурю, а я держалась за него. Мы могли пройти через это только вместе. Иначе поднявшиеся волны уничтожат нас. Обоих.
Самогонщики
Вы когда-нибудь видели писающих единорогов? Нет? Вообще единорогов живьем не видели? Мультики и картинки в детских книжках не считаются. Кстати, даже там эти животные не писают — стесняются. А если какают, то только бабочками.
А я вот сегодня увидела, причем в реале. Довольно потасканный единорог стоял ко мне полубоком и направлял свой крантик таким образом, чтобы струя мочи попадала в замочную скважину гаража: то ли в меткости тренировался, то ли ключ потерял и надеялся, что ядреная жидкость разъест замок. Я наткнулась на мальчишку в костюме-кигуруми на подходе к дому Эмиля и подумала, что, возможно, это знак: вся моя затея идиотская до абсурда.
— Ничего с унитазом не перепутал? — спросила я, минуя паренька.
Не то чтобы хотела прервать его интимное занятие, просто дорожка шла мимо гаражей.
Единорог подпрыгнул — видимо, резиновые подошвы скрадывали мои шаги — и крутанулся на месте, пряча своего дружка внутрь голубой шкуры. Под капюшоном мелькнуло бледное до синевы лицо с покрасневшим носом, жесткой то ли от воска, то ли от грязи челкой, искривленными испугом тонкими губами. Шок приковал меня к месту: я будто провалилась через портал в прошлое и смотрела на Монстрика, а он пялился на меня в ответ, и его зрачки расширялись от страха. Но секунды бежали своим чередом: мальчишка опомнился, сморгнул, показал мне средний палец и бросился в проход за гаражами. Пушистый розовый хвост махнул на повороте и пропал за углом.
Я шумно выдохнула, стиснув кулаки в карманах пальто. Что это