Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
Аня сделала вынужденную паузу, чтобы глотнуть воздуха, а я с трудом поймала за хвост скачущую в больной черепушке мысль: Эмиль соврал. Он ничего не сказал о брате! А обо мне?
— Парня нашли около трех, — снова затарахтела Аня. — Спохватились, когда твой отец за нами не приехал. Мы ж договорились, что он в два нас всех заберет. А тут — ни его, ни тебя, ни Эмиля. Мы сперва решили, что он все-таки приехал и увез только вас двоих, хоть и странно это показалось. Стали вам обоим звонить на мобильник. Твой нашелся в куртке — она под столом валялась. А по телефону Эмиля никто не отвечал. Потом Еппе прочухался и замямлил, что вроде вас с Эмилем во дворе видел — вы в сторону конюшни гребли. Ну и, в общем, все решили… Сама понимаешь, — прибавила Аня, хихикнув по-дурацки.
— Нет, не понимаю, — холодно ответила я. Сердце трепыхалось в груди, как подстреленная птаха.
— Да уроды они все. — Аня шмыгнула носом. — Накидались еще. Короче, парни взяли телефоны и поперли на конюшню. Хотели вас подловить. Услышали шум в одном стойле — вроде как стонет кто-то. Ну, свет врубили и туда. Думали заснять хоум-видео. А там Эмиль — весь ремнями какими-то перемотанный, как ветчина в сетке. Во рту — тряпка. А самое жуткое знаешь что? — Голос в трубке понизился до таинственного шепота.
— Что? — повторила я с содроганием.
— У Эмиля штаны были приспущены. Вместе с трусами. — Аня снова хихикнула. — Он сказал, что отлить как раз собирался, когда услышал вора. Только вот думаю, он врет.
Она замолчала. Меня бросило из жара в холод: «Значит, Эмиль не сказал про меня. Неужели все всё равно догадались?»
— Я считаю, — продолжила Аня зловещим шепотом, — что это был не просто маньяк. Это был сексуальный маньяк, понимаешь?
Она шумно дышала в трубку в ожидании моей реакции, а я тупо смотрела на стену перед собой. Там висела аппликация, сделанная мной в шестом классе: два пушистых сердечка на травянисто-зеленом фоне. Поразительно, какую фигню люди утаскивают с собой при переезде.
— Ань, — я надула щеки, чтобы не заржать, — думаешь, ему для этого конь понадобился?
Аня зависла, переваривая вопрос. Я все же не выдержала — покатилась по кровати, гогоча в подушку так, что на глаза выступили слезы. Это было такое облегчение. Если главная сплетница класса ничего не знает, то не знают и остальные. Интересно только, с чего бы это Эмилю защищать мою честь? Да еще и брата выгораживать. Неужели он не такое дерьмо, как я о нем думала?
Аня наконец тоже захихикала — сообразила, что с конем — это хохма была. Я прервала ее веселье:
— Так что с маньяком? Поймали его? А лошадь нашли?
— Предки Миле позвонили в полицию, — затараторила Аня, снова раздувшись от важности, — и отцу Винтермарка. Еще «скорую» хотели вызвать, но Эмиль отказался наотрез. Ты бы видела его папаню, когда тот на ферму прилетел: глаза белые, дым из ушей, бр-р. Так что да, маньячину ищут. Эмиль дал описание: здоровенный мужик в длинном плаще или пальто с капюшоном. Жаль, из-за капюшона он лица не разглядел.
Я тихо фыркнула: «Здоровенный мужик? Ага-ага».
— А коня нашли. На выпасе и даже в попоне. То ли вора спугнули, и он добычу отпустил. То ли… — Аня заговорщицки понизила голос, — поматросил и бросил.
Меня снова скрутило от ржача, Аня восторженно подвывала в трубку. Отсмеявшись, я вспомнила кое о чем.
— Значит, меня не искали? А вы не думали, что маньяк мог и со мной что-то сделать?
— Но с тобой же все в порядке, — беззаботно ответила эта дура. — Эмиль сказал, ты домой поехала. Тебе стало плохо, он позвонил твоему отцу и попросил забрать тебя раньше остальных. Кстати, тебя в машине не тошнило? Меня нет, а вот Кэт все сиденье облевала!
«Значит, вот какие у меня подруги, — горько думала я, пропуская мимо ушей Анину болтовню. — Меня сто раз могли изнасиловать и расчленить — но Эмиль же, козел, сказал!..»
В понедельник утром я сидела у окна уже с семи часов. Д. уходил в школу рано. Велика у него теперь не было, а новый предки ему, походу, покупать не собирались. Сюзанна отвозила близнецов в детсад на машине, но подкинуть сына до школы ей и в голову не приходило. Возможно, ежедневный пешедрал был частью наказания Монстрика за побег из дома.
Рассуждала я так: если Д. вскоре не появится — значит, его папаша все узнал, и Монстрик будет сегодня «болеть» — а может, и не только сегодня. От одной мысли об этом мне становилось физически плохо — настолько, что и притворяться не пришлось бы, что у меня живот скрутило. Переживания за Д. смешивались со страхом за саму себя, и этот опасный коктейль, клокоча внутри, покалывал вены ледяными пузырьками.
К счастью, ждать пришлось недолго. Когда входная дверь в доме Винтермарков отворилась и на покрытом изморозью крыльце показался Д. со школьным рюкзаком на плече, волна облегчения захлестнула меня. Руки и ноги подрагивали от пережитого напряжения, а губы кривила нелепая улыбка, пока я не отрывала глаз от шаркающего к калитке Монстрика. Его голова, как всегда, была опущена, волосы занавешивали лицо, из рукавов одежек выглядывали только быстро краснеющие на холоде пальцы. Оставалось только гадать, откуда он взял ту хламиду с капюшоном, в которой изображал Ван Хельсинга. Свистнул у отца?
Выходя из калитки, Д. вдруг вскинул голову и быстро взглянул в сторону моего окна. На мгновение наши глаза встретились. Глубина черного утешала: «Не бойся, я ничего им не скажу». Пронзительная ясность светлого прощала: «Мы все равно друзья, несмотря ни на что».
В горле завязался горячий узел, под веками защипало. Я приложила ладонь к холодному стеклу. Что я еще могла сделать? Д. не махнул в ответ. Просто повернулся и побрел вверх по улице, высматривая что-то в трещинах в асфальте. Обтрепанные края его слишком длинных и слишком свободных джинсов волочились по разводам дорожной соли. А я осталась сидеть на своем посту. Мне нужно было узнать, появится ли сегодня в школе Эмиль.
Теперь он — бомба замедленного действия. Да, этот козел смолчал, но это не значит, что он не откроет рот, когда ему это будет выгодно. Я чувствовала, что просто не готова пока встретиться с ним лицом к лицу — не после произошедшего совсем недавно. Да, я могла
