Замерзшее мгновение - Камилла Седер
Он тяжело вздохнул.
— Я чувствую себя бесцеремонным ребенком. Хуже всего что моя первая мысль была об освобождающейся должности, когда она… уйдет. Не потому, что это мне нужно просто меня поставят перед выбором. Разве это не ужасно.
Бекман медленно пожала плечами.
— А какой была вторая мысль?
— Что я не хочу там сидеть — с сознанием, что ничего нельзя сделать. Что остался, может, еще год. Год мучении.
Он сильно ударил рукой по рулю и невесело рассмеялся.
— Ты слышишь, о чем я говорю? Она умирает, а речь все равно обо мне.
— Нет. Знаешь, что я слышу? Человека, эгоцентричного в своих постоянных муках совести. Иногда мне кажется, что ты не расстаешься с придуманным чувством вины, и сам не знаешь, откуда оно взялось и почему. И это сильно утомляет.
Она ненадолго умолкла. Потом продолжила, уже тише:
— Мне кажется, не надо винить себя в том, что смерть пугает. Ведь это очень по-человечески — становиться эгоистом, когда речь заходит о самом сильном страхе в жизни.
— Ты имеешь в виду, что мой самый сильный страх — это смерть?
— А разве не так? И ты далеко не первый, кто так считает. Я подумала еще об одном… Кристиан, обещай, что не будешь злиться.
Он криво улыбнулся.
— Что теперь?
— Тебе, наверное, не нужно много говорить. Анн-Кристин, я имею в виду Эстергрен.
— Наверное, нет.
— Почему ты считаешь, будто сказанное тобой могло бы изменить ее ситуацию, ее самочувствие? Довольно самонадеянно наделять себя такой властью, или как?
Она помедлила, прежде чем продолжить, чтобы дат ему возможность ответить. Тишина заставила ее говорит дальше.
— Но я заметила одну вещь… С тех пор как ты… или мы узнали, что Эстергрен больна, у меня создалось впечатление что ты стал избегать ее. Постоянно. Словно не можешь больше находиться с ней в одной комнате. Это так?
— Раз ты это говоришь, значит, наверное, так.
Он попытался придать своему измученному лицу саркастическое выражение.
— Мне кажется, это намного хуже, — тихо, но решительно продолжила Бекман. — Тебе не нужны все эти правильные слова, чтобы помочь другу в беде. Но, черт побери, ты должен просто быть с ней.
Горло словно обожгло огнем. Телль уже давно не плакал так что не был уверен, слезы ли это или начинающаяся мигрень, бьющая изнутри по векам. Чертова Бекман. Типично для нее — исходить из того, что она видит все происходящее между людьми, все знает. Ей ничего не известно о хаосе в его жизни и о том, что сейчас он не может смотреть в глаза своему шефу. Она говорила о мужестве быть рядом, не прячась за правильными словами, банальностями. Словно это ее сильная сторона. Она, у которой…
— Стой! — вдруг закричала Бекман.
Он затормозил так резко, что потянул икроножную мышцу и почувствовал судорогу.
— Сдай немного назад! — приказала она, торжествующе указывая в сторону от дороги. В свете фар между деревьями блестел автомобиль. Кто-то взял на себя труд поставить его здесь вместо того, чтобы припарковаться на одной из ближайших стоянок. Для этого могла быть только одна причина — желание спрятать машину.
Телль выключил мотор. Карта подтверждала, что усадьба Свена Мулина должна находиться где-то поблизости. Они невольно перешли на шепот, подходя к машине с карманными фонариками.
Усадьба состояла из низкого, крытого железом сарая и старого жилого дома, который был полностью погружен в темноту, когда они пешком, с выключенными фонариками добрались сюда. Между двумя постройками вдоль хорошо укатанной колеи от машины пробивалась трава.
Их присутствие выдавало лишь тихое шуршание куртки Бекман. Уличное освещение в торце сарая бросало круг света, слабо отражавшийся в стеклах веранды. Если кто-то и был дома, то прятался в темноте.
По молчаливому согласию они вытащили табельное оружие. Никто из них не предложил оставить машину за поворотом, но теперь они были здесь — без машины и выключив фонари, чтобы подобраться как можно незаметно.
Шуршание в кустах рядом с сараем заставило их подпрыгнуть от неожиданности. Бекман развернулась, вытянув перед собой руку с пистолетом.
Когда снова воцарилась тишина и дыхание нормализовалось, они продолжили путь к дому.
— Зайди сзади, — жестом показал ей Телль, а сам медленно поднялся по лестнице к входной двери, наклонился через перила и заглянул внутрь. На кухне было темно и пусто, светились только электронные цифры на холодильнике и микроволновке.
Он медленно опустил пистолет и сунул в кобуру. Никакого движения и ни одного звука, пока через какое-то время не появилась Бекман, идущая с задней стороны двора через высокую траву.
— Кажется, все спокойно, — прошептала она. — Никого нет.
— Наверное, Мулин сбежал.
Телль встретил ее перед крыльцом. Луна вышла из-за туч, чуть расширив пределы видимости.
— Посмотрим на всякий случай вокруг и поедем.
Напряжение начало отпускать, и Бекман вдруг почувствовала, как замерзли ноги в дешевых кроссовках, которые она, повинуясь внезапному порыву, купила перед Рождеством. Захотелось домой, к детям, в горячую ванну. Эта поездка, прибавившая количество переработанных часов, определенно оказалась поспешной.
Норки, естественно, были заперты. Она заглянула внутрь и в свете слабой лампочки увидела ряды клеток, стоящих друг на друге.
— Если активисты захотят, то все равно войдут, — довольно пробормотала она, попробовав задвижку на окне.
И тут услышала за спиной шаги бегущего по гравию человека, тяжелое дыхание, и прежде чем успела выхватить пистолет, кто-то схватил ее за куртку. Это был Телль. Он отчаянно прижал палец к губам, и только это удержало ее от злобного пинка.
— Какого дьявола! — зашипела она. — Ты меня до смерти напутал.
— Черт, пойдем, — прошептал он и потянул ее за собой.
Сердце выпрыгивало из груди. Бекман пыталась четко мыслить. Телль через несколько секунд нетерпеливо уставился на нее и повел фонарем к задней стороне сарая.
Кто-то разбил здесь лагерь. К стене был прислонен рюкзак, из кармана которого высовывалась карта. На аккуратно свернутом свитере лежал бинокль, а в паре метров от этой пирамиды — остатки еды быстрого приготовления.
Бекман повернулась к Теллю и бросила на него взгляд, который тот сразу расшифровал.
— Конечно же, он вернется назад за биноклем и всем остальным. Он совсем рядом, просто…
Шепот заглушил треск ветки в лесу недалеко от них.
Телль сжал челюсти. Они тихо перебежали к еловой поросли в нескольких метрах отсюда.
«Я снова здесь, — успела подумать Бекман и схватилась за рукав Телля. — Кажется, удары моего сердца слышны на несколько миль вокруг — оно вот-вот разобьет грудную клетку. Смертельный страх, разбавленный эйфорией».
Потом
